Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
В том случае если издание повторялось, то гонорары должны были составлять от 20 до 50 % от сумм, выплаченных первоначально. При заказе нового произведения для автора устанавливался порядок, при котором вознаграждение выплачивалось в качестве аванса в размере 25 % от установленного в договоре вознаграждения, а после предоставления готовой к печати рукописи производился окончательный расчёт — выплата 80–90 % гонорара с учётом полученного аванса. В соответствии с действующей инструкцией после подписания автором последнего листа корректуры расчёты должны были быть завершены полностью. В
Пожалуй, основным заработком В. Маяковского являлись выплаты, получаемые им за участие в многочисленных творческих вечерах и встречах с читателями по всему Советскому Союзу и за его пределами. Как мы помним, первое публичное выступление В. В. Маяковского состоялось 30 ноября 1912 года в артистическом подвале «Бродячая собака» в Петрограде, последнее — в Плехановском институте 9 апреля 1930 года в Москве.
Творческие встречи, общественные дискуссии, доклады и лекции пользовались огромной популярностью среди молодёжи. Анатолий Мариенгоф вспоминал: «В Москве поэты, режиссёры и критики дрались за свою веру в искусство с фанатизмом первых крестоносцев».
По мнению абсолютного большинства современников, Владимир Маяковский был блестящим эстрадным поэтом с огромной армией поклонников. Однако среди его постоянных зрителей были и его литературные противники, приходившие на мероприятия исключительно для того, чтобы устроить очередной скандал. По счастью, у поэта была просто выдающаяся способность быстро парировать самые едкие реплики и комментарии публики. В большинстве случаев он своими молниеносными, убийственными ответами мог расположить зал в свою сторону, при этом довольно часто ни он сам, ни его оппоненты в выражениях не стеснялись. «Выступления иногда продолжались по нескольку часов, и по их окончании Маяковский чувствовал себя совершенно опустошённым, „выдоенным“», как он сказал как-то редактору ГИЗ Н. Брюханенко.
Как правило, каждая из таких встреч продолжалась минимум три часа и требовала от поэта огромной самоотдачи, напряжения всех физических и моральных сил. Несмотря на большую нагрузку, отдельное время традиционно отводилось для ответов на вопросы и записки публики, об этом даже специально указывалось в афише.
По воспоминаниям Натальи Брюхоненко, администратор Маяковского «тихий еврей» П. И. Лавут (он получал 1/3 от выручки) устраивал вечера выступлений в полном соответствии с классическими представлениями о шоу-бизнесе: сначала по городу или курортному посёлку (речь шла о пребывании поэта в Крыму, Кисловодске или Минеральных Водах) на афишных тумбах появлялся тизер — афиши, на которых огромными буквами было напечатано одно слово:
В. В. Маяковский выступает в аудитории Политехнического музея с поэмой «Хорошо». Фото С. И. Тулес. 1927 г.
«Когда все узнавали о его приезде и заинтересованные ждали — где? и когда? —
Билеты всегда были распроданы все. Да ещё сколько людей приходило слушать по пропускам, по запискам! Если Маяковский читал не всё, что стояло в афише, он что-нибудь прибавлял.
Тогда в Крыму каждое выступление начиналось так: Маяковский выходил на эстраду, рассматривал публику, снимал пиджак, вешал его на стул. Затем вынимал из кармана свой плоский стаканчик и ставил его рядом с графином воды или бутылкой нарзана.
Из публики сразу начинались вопросы и летели записки: „Как вы относитесь к Пушкину?“, „Почему так дороги билеты на ваш вечер?“
— Это неприлично — подтягивать штаны перед публикой! — кричит кто-то.
— А разве приличнее, чтоб они у меня упали? — спрашивает Маяковский.
— А женщины больше любят Пушкина, — снова выкрикивает какая-то задира.
Маяковский спокойно:
— Не может быть! Пушкин мёртвый, а я живой.
Темы разговора были: против есенинщины, против мещанства, против пошлятины, черёмух и лун. За настоящие стихи, за новый быт.
Говоря о проблеме формы и содержания, Маяковский приводил строчки чьих-то стихов, недавно напечатанных в газете „Красный Крым“:
В стране советской полудённой
Среди степей и ковылей
Семен Михайлович Будённый
Скакал на сером кобыле.
— Стихи о Будённом надо писать, — говорил Маяковский, — но его кобылу в мужской род переделывать совершенно не нужно.
— Писать о советской эмблеме — серпе и молоте — тоже обязательно надо, но не надо делать это так, как поэт Безыменский. Писать „серп и молоток“ — это значит неуважительно писать о нашем гербе. А если ему придётся рифмовать слово „пушка“? Он, наверно, не постесняется написать:
Там и Кремль и царь-пушка, Там и молот, и серпушка.— Есть поэты, — говорил Маяковский, — которые сочиняют так:
Я — пролетарская пушка, Стреляю туда и сюда…(Хохот в публике.) От такой формы пролетарская пушка начинает стрелять и в наших, и в ваших.
Кажется, тогда же, в Крыму, Маяковский приводил ещё и такой пример:
„Вот Жаров написал текст марша. В нём некоторые слова даны в кавычках. Очевидно, товарищ Жаров представляет себе это так: идут люди, двумя ногами такт марша отбивают, а третьей маленькой ногой — кавычки“.
После антракта, во втором отделении, Маяковский читал стихи.
Сначала Маяковский комментировал стихи — например, объяснял, откуда идёт такое выражение, как „ваше слово слюнявит Собинов и выводит под берёзкой дохлой…“, или кто такой Шенгели.
Маяковский выступал не как чтец, а как пропагандист своих стихов. Во время чтения в публике были полная тишина и напряжённое внимание. Последние строки „Письма Горькому“ в большинстве случаев покрывались аплодисментами. По окончании — всегда буря аплодисментов.