Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
а в 1939 году — очередная актуальная версия, связанная с советско-финским вооружённым конфликтом:
Только они вышли на финску границу, по ним финн ударил три раза…В 1926 году отбывавший наказание в СЛОН Борис Глубоковский издал в Бюро печати Соловков брошюру «Материалы и впечатления», где привёл ряд образцов «уркаганского народного творчества», одним из которых был текст песни «Шли два уркана с советского кичмана»:
ШлиЕё же упоминал в своих мемуарах «Неугасимая лампада» соловецкий сиделец Борис Ширяев [222] — но, правда, в несколько изменённом варианте:
…Глубоковский и я заинтересовались «блатным» языком и своеобразным фольклором тюрьмы. Мы собрали довольно большой материал: воровские песни, тексты пьесок, изустно передававшихся и разыгрывавшихся в тюрьмах, «блатные» слова, несколько рождённых в уголовной среде легенд о знаменитостях этого мира. Некоторые песни были ярки и красочны. Вот одна из них:
Шли два уркагана С одесского кичмана, С одесского кичмана на домой. И только ступили На тухлую малину, Как их разразило грозой…222
Б. Н. Ширяев, находившийся на Соловках в 1923–1927 годах, участвовал в создании и работе первого Соловецкого каторжного театра «ХЛАМ» («Художники, литераторы, артисты, музыканты»), а также хора «СВОИ», исполнявшего русские народные, каторжные, арестантские песни.
Неприличной популярности песни способствовало само ОГПУ Издательство Управления северных лагерей особого назначения (УСЛОН) решило издать сборник лагерного фольклора отдельной брошюрой, которая продавалась в специальных магазинах управления по всей стране — таким образом тексты трагических баллад з/к стали известны широкой советской публике. Борис Ширяев вспоминал: «Тут получился неожиданный, но характерный для того времени анекдот: издание было очень быстро раскуплено. Материалы по фольклору разбирались как песенник, сборник модных в то время (да и теперь в СССР) романсов…» (Ширяев, 1954).
О «Кичмане» после посещения Соловков упоминал и Максим Горький в сборнике своих статей «По Союзу Советов». К приведённым примерам вполне можно добавить цитату из песни, которую И. Бабель включил в черновую редакцию пьесы «Закат»:
Рвали когти два уркана Да с Одесского чикмана От лягавых утекали — Два одесские уркана…Видимо, именно из брошюрки лагерного издательства трогательная история «махновских партизан» перекочевала не только в спектакль «Республика на колёсах»,
Впрочем, не исключено, что eidoMud письменник Микитенко черпал вдохновение непосредственно из «воровского фольклора» или из других менее брутальных источников, так как ноты «С одесского кичмана» издавались в Тифлисе ещё в 1924 году. На первый взгляд — простая песенка, относящаяся к популярному среди определённой категории граждан жанру «шансон», а какой простор для 1Р-юристов!
Практически так же обстояло дело с не менее известной песней «Кирпичики», мелодия которой последовательно приписывалась организаторам варьете «Павлиний хвост» популярным композиторам В. Кручинину и Б. Прозоровскому. Однако наиболее вероятной считается версия её создания, согласно которой шлягер появился на свет в связи с легендарной постановкой в ГосТиМе спектакля «Лес» по пьесе А. Н. Островского, где одна из сцен сопровождалась мелодией вальса «Две собачки» композитора С. Бейлинзона, написанной ещё до революции. На моментально ставшую популярной мелодию поэт П. Д. Герман сочинил «Песню о кирпичном заводе» (в народе — «Кирпичики»), а И. Ильф и Е. Петров даже упомянули о ней в романе «Золотой телёнок»: «Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретён дизель-мотор, написаны „Мёртвые души“, построена Днепровская гидростанция и совершён перелёт вокруг света. В маленьком мире изобретён кричащий пузырь „уйди-уйди“, написана песенка „Кирпичики“ и построены брюки фасона „полпред“» (Ильф И., Петров Е. Золотой телёнок. М.: ACT, 2021).
В 1934 году эстрадный джаз-оркестр Леонида Утёсова решил включить в репертуар порядком подзабытую, но когда-то популярную польскую песенку про самовар и девушку Машу в собственной аранжировке и с русскими словами. Музыка этого фокстрота была написана Фаиной Квятковской (Гордон) для кабаре «Морское око», слова — поэтом из Варшавы Анджеем Властом. По неизвестной причине в качестве автора слов шлягера Утёсов указал Лебедева-Кумача, после чего она стала мегахитом советской эстрады, а Василий Иванович до конца жизни доказывал, что не имеет к ней никакого отношения.
Сразу же после выхода музыкальной комедии Бориса Александрова «Весёлые ребята» поэты Семён Кирсанов — ученик Владимира Маяковского и автор текстов «У Чёрного моря», «Эти летние дожди», «Жил-был я» — и Александр Безыменский (как известно с ним отношения у Владимира Владимировича не сложились):
Ну а что вот Безыменский?! Так… ничего… морковный кофе),на страницах «Литературной газеты» обвинили Василия Лебедева-Кумача в нарушении их авторских прав.
Затем, уже на приёме у Секретаря СП А. А. Фадеева, писатель-фантаст, поэт Абрам Палей представил в качестве доказательства своей позиции ежемесячник «Свободный журнал» за январь 1915 года, в котором он опубликовал стихотворение «Вечер», строчки из которого, по его мнению, Лебедев-Кумач использовал в тексте песни «Москва майская».
У А. Палея было:
Город замер в сонной дымке, Гаснет зарево зари, И на ножке-невидимке Блещут бусы-фонари…