Жизнь
Шрифт:
Рынок после вчерашних беспорядков не работал. И до вечера мы с Селесой занимались домашними делами. Я сварила полный горшок гороховой каши с мясом, накормила Лушку и снова отправила во двор, под присмотр Дошки. Небо сегодня посветлело, и временами даже проглядывало солнце. Пусть играет. Ему сейчас больше всего нужны солнце, физическая активность и хорошая пища.
Постирала все наши тряпки, включая те, в которых мы с Лушкой сбежали из дворца. Мой роскошный шелковый халатик превратился в драную хламиду неопределенного цвета, но мне все равно было жаль его выкидывать. Пусть лежит, напоминает о
Платье Ариты тоже придется убрать после стирки. От него тоже мало что осталось, но если вырезать все хорошие куски, то может хватить на наряд для Анни, когда она подрастет. Вдруг у меня не будет возможности купить такую хорошую ткань.
Пока возилась со стиркой, учила Дошку читать. Раз обещала, значит надо выполнять. Книг все равно нет, а прутиком на земле можно буквы и во время стирки писать.
— Это буква А, смотри, она похожа на шалашик с перекладинкой.
— А, — повторила Дошка, — буква А… я помню, тетька Елька… Мне папка ее показывал. — Она оглянулась мать, которая снова возилась на кухне, и зашептала, склонившись к самому уху, — мамка всем говорит, что папка от лихоманки умер. А я знаю, его кинжалом убили, я слышала, как дядька Жерен маме рассказывал… только ты, тетька Елька, никому не говори, что я тебе сказала. А то меня мамка заругает…
Я кивнула… Вот она, изнанка Нижнего города.
Вечером мы с Селесой собрались в харчевню. Я надела платье, которое купила у деда Вихто. Так безопаснее. Я же помнила, Гирем живет в этом районе, и до ужаса боялась с ним встретиться. А если платье другое, и волосы другие, можно быть спокойной, он меня не узнает…
Но боялась я зря. Вход для работников был с другой стороны и посетителей я даже не увидела. Селеса представила меня Идену, хозяину харчевни. Большой, и в высь, и в ширь, невозмутимый, спокойный как удав, он мельком взглянул на меня маленькими глазками, просканировал и сказал:
— Хорошо. Пусть идет на кухню. Посудомойкой…
Я хотела поблагодарить, только открыла рот, но Селеса, зашипев, быстро втолкнула меня на кухню и зашептала:
— Тише. Не в духе он сегодня. Иди туда, — ткнула она в угол, где стояли два огромных ушата и бочка. И провела краткий инструктаж, — вода во дворе в колодце, ведро у порога. Бочку набери полную, там полоскать будешь и оттуда же будешь брать воду для мытья, чтоб к колодцу не бегать. Горячая вода в чане, на печи. Отходы бросаешь сюда, — ткнула она в большое помойное ведро, стоявшее у стены, — первый раз моешь в этом ушате, второй раз в этом, споласкиваешь в бочке и ставишь вот на эту полку. Ничего сложно. Поняла?
Я кивнула. Поняла. Что тут не понять. В школьной столовой приходилось поварихам помогать. Помню, как оно на мойке-то работается. И это еще у нас горячая вода была и канализация. А тут и заносить, и выносить воду на своем горбу придется…
А Селеса продолжала:
— Кроме тарелок после посетителей придется тебе и сковороды мыть, и чугунки и противни. А когда кухня работу закончит, еще и здесь прибраться, порядок навести, что грязное — помыть. Зато ты можешь приходить позже.
Я прикусила губу, чтобы не застонать. Ну, и работенку мне Селеса помогла найти. Кошмар и ужас.
Глава 23
Первые несколько дней новой работы слились в один непрекращающийся кошмар. Тело не привыкшее к такой тяжелой физической работе, да еще и истощенное последними приключениями, отчаянно сопротивлялось. Засыпала я раньше, чем возвращалась домой. Просыпалась только тогда, когда пора было идти в харчевню и Дошка начинала трясти меня… Я еще больше похудела, но стала сильнее, жилистее… ворочать огромные тяжелы чугуны, сковороды и противни приходилось в одиночку. Как я не надорвалась, я не знаю. Если бы не Селеса с Дошкой, которые взяли заботу о детях на себя, я бы не справилась.
В первый же день, волоча измученное тело домой на рассвете, я поняла: работу надо менять. Я не выдержу в таком темпе два года, после которых мне было обещано повышение. А во что превратятся мои руки?! От постоянного контакта с водой кожа огрубеет, начнет трескаться. И я сомневаюсь, что свиной жир, который мне дала Селеса, чтобы смазать руки после работы, спасет ситуацию.
Вспомнилось выражение из моего прошлого: не можешь работать головой, работай руками. И я стала думать.
Первым делом отправилась к столяру за коромыслом, чтобы легче было носить воду. Селеса рекомендовала его, как опытного мастера, способного сделать любую «штуку».
Столяр работал через два дома от нас, заскочила я у нему перед работой. По местному обычаю постояла у забора, пока хозяева, потревоженные собачьим лаем не открыли калитку.
Жена мастера дородная, серьезная и степенная матрона, царственно кивнула на мою просьбу позвать мастера, и приглашающе махнула рукой. Дворик у них был такой же, как у Селесы, но кругом, выдавая ремесло хозяина, лежали доски. Пахло свежей стружкой, которая устилала весь двор толстым слоем. Зато после дождя грязи нет, поняла я соседскую задумку.
Мастерская располагалась тут же, и по размерам вполне могла соперничать с избой. И даже печь внутри была такая же как, в доме. Это чтобы и зимой работу не прерывать.
Запах дерева внутри стал сильнее. В одном углу стояли готовые изделия: пара сундуков, стол и две крепких табуретки. На верстаке лежала незаконченная работа, в которой угадывалась скамья со спинкой. Васик — пожилой, но еще крепкий мужчина, чем-то похожий на староруских былинных богатырей, сметал стружку, завершая работу в мастерской.
— Доброго вечера, Васик, — улыбнулась я и представилась, — меня зовут Елька, я Селесина жиличка. Заказ хочу сделать…
— Добро, — кивнул столяр, — что ты хочешь? Сундук? Стол? Стул?
— Нет, — мотнула я головой, — хочу, чтоб ты мне вещь сделал, которой пока не существует… справишься?
— Да-к, как же я ее сделаю, если ее не существует? — хмыкнул Васик.
— А я тебе расскажу, — рассмеялась я.
Коромысел я в своем деревенском прошлом навидалась вдоволь, хотя воду носила всего пару раз. Но уж объяснить строение этого нехитрого прибора могла. Что там трудного-то? Согнутая дугой деревяшка и металлические крючки из гвоздей на концах. Легче легкого…