Жизнь
Шрифт:
Когда вода согрелась я налила воды в корыто, зачерпывая большим деревянным ковшом и позвала Лушку мыться.
Я раздела мальчишку и ужаснулась… Из крепкого справного мальчишки, которого я купала в лесном ручье, он превратился в тощий, обтянутый кожей скелетик… А ведь прошло всего несколько дней! Я же видела вчера себя. Да, похудела, но не так же сильно! Как такое, вообще, может быть?!
Завернув Лушку в полотенце, отнесла его на второй этаж, в нашу комнату. И занялась Анни. Все эти дни я только меняла только нижнюю пеленку. Мне ведь их и постирать негде было. Я развернула девочку
Я купала девочку, а Дошка не отходила от меня ни на шаг, успевая одним глазом проследить за младшими. И когда я запеленала малышку в чистую пеленку, предложила:
— Тетька Елька, давай я ее наверх отнесу? Ты же стирать будешь…
— Спасибо, — кивнула я. И предложила, — хочешь я тебя читать научу?
Глаза девочки вспыхнули от радости, но тут же погасли:
— Нет, тетька Елька. Нам деньги нужны. Мамка уйти из харчевни хочет, полегче работу поискать. Там котлы тяжелые приходится самой ворочать, а она спину надорвала еще зимой…
Дошка вздохнула.
— А мне и не нужны деньги. Ты за Анни и за Лушкой присмотришь, пока я работу ищу, а я тебя читать научу. Услуга за услугу? Ну, как?
— Правда?! — засияла девочка, — я очень хочу. У нас папка-то грамотным был, обещал и меня научить, буквы показывал. Да только я маленькая была, почти ничего и не помню уже.
— Значит договорились, — улыбнулась я, радуясь, что удалось найти опытную и ответственную няньку для моих малявок.
глава 20
Оставив малышню на попечение няньки, я сначала принялась за уборку. Отмыла слегка покрытое пылью окно, протерла стены, полы, вынесла и хорошенько выбила старый тюфяк. После этого он стал еще более тощим, но зато перестал вонять пылью.
Закончив приводить в порядок комнату, я снова впряглась в пустую тележку и отправилась на ярмарку. Мне нужно было купить утварь и продукты. У деда Вихто я купила посуду: котел за десять гринок, три деревянные тарелки по две гринки за каждую, ведро для воды за шесть гринок, три деревянные ложки для еды и одну с длинной ножкой для готовки за четыре гринки, большой нож-тесак за четыре гринки. Вышло у меня два с половиной филда за все.
Довольный дед Вихто, которому я сделала недельную выручку, провожал меня, как родную.
Я, загрузив утварь в тележку, отправилась за продуктами. Мясного пирога было слишком мало, и мне страшно хотелось есть. Поэтому продуктов я набрала столько, что с трудом сдвинула тележку с места. Шмат сала, кусок говядины весом около двух с половиной шат (*450 грамм), каравай хлеба, небольшой кусочек сыра, по две штуки моркови, лука, свеклы, вилок капусты, по небольшому, на два шата, мешку гороха и чечевицы, две дюжины яиц, крынку козьего молока. Последние девять гринок я потратила на мешочек хны, которого мне хватит на пару месяцев регулярного окрашивания. Причем пришлось поторговаться, потому что хна стоила целый филд.
И только тогда я опомнилась и ужаснулась.
Домой я возвращалась в расстроенных чувствах. Толкала тележку, не глядя по сторонам, и заново пересчитывала свои финансы. На продукты я потратила пятнадцать гринок. На месяц я все это точно не растяну, за молоком придется идти уже завтра.
Я так задумалась, сводя бюджет, что совсем забыла где нахожусь.
— Елина! — раздался громкий крик позади меня. Я вздрогнула и остановилась, машинально оглядываясь назад. — Елина! Держи ее! Держи предательницу!
Сердце ухнуло в пятки, я бросила тележку и отпрыгнула в сторону, прячась под стеной, готовая в любую секунду задать стрекача.
Из переулки выскочила оборванная девка, та самая «шмара», которую я поколотила у харчевни. Она обернулась назад, и я увидела перекошенное от страха лицо несчастной. То, что она увидела позади себя, придало ей сил, и она рванула вперед еще быстрее. Возможно, ей удалось бы убежать, но она споткнулась об камень посреди дороги и растянулась во весь рост, больно ударяясь об утоптанную землю.
— Вставай, — прошептала я, горло сжало от страха, и голос совсем пропал, — беги!
Она почти успела подняться. Но выскочившая из того же переулка толпа разъяренных мужчин и женщин не оставила ей шанса. Резкий рывок за волосы, «шмара» пронзительно закричала от боли, дернулась назад и попала прямо в гущу толпы. Восторженный крик десятка глоток возвестил всех вокруг, что добыча поймана и не уйдет от «справедливого возмездия» за свои злодеяния.
Как она орала… громко, истошно… а потом крики стихли, в голосе резко запахло кровью.
Я была так напугана, что не тронулась с места. И вместо того, чтобы мчаться подальше от этого страшного места, смотрела на бесновавшихся людей и не могла отвести глаз. А в голове билась одна единственная мысль: вместо нее там, в толпе должна была быть я… Это меня ищут… Это меня так ненавидят и хотят убить…
Когда между мной и местом казни, загораживая спиной весь этот ужас, встал незнакомый мужчина, я даже не заметила.
— Эй, — спросил он встревоженно вглядываясь в мое лицо, — ты как? Не бойся, они тебя не тронут…
Нас заметили. «Елина» погибла и перестала быть интересной, а жажда возмездия и крови только проснулась и требовала новых жертв.
— Елина! — палец женщины, лицо которой было покрыто каплями крови и перекошено от овладевшего ею безумия, показывал на меня. — Елина! Держи ее! Хватай предательницу!
Толпа отреагировала, как единый организм. Подняла голову, пристально всмотрелась в меня и подалась вперед, одобрив меня в качестве следующей жертвы.
— Стоять! — резкий окрик неизвестного защитника, шелест меча, вытянутого из ножен… Все как будто бы происходило не со мной. Я видела мир вокруг, как через тонкую, полупрозрачную пленку, заглушающую звуки. — Кто подойдет, тот останется без головы! — Его голос был обжигающе холоден. И в нем не было ни капли страха. На таких толпа не нападает, она их боится, потому что они не боятся ее.