Жизнь
Шрифт:
Толпа распалась, люди стали расходиться, приходя в себя и ужасаясь, я очень на это надеялась, содеянному. И только растерзанный труп несчастной женщины остался лежать в грязной луже…
— Не смотри, — сухо приказал мужчина, — отвернись.
Но я не могла пошевелить даже пальцем. Не могла перестать видеть мертвые глаза «шмары», в которых навеки застыли слова: «Почему я? Это должна была быть ты!»
Мужчина выругался, схватил меня за плечи с силой тряхнул, так, что челюсти клацнули друг об друга. Только тогда я смогла отвести глаза от трупа а дороге и
— Все хорошо, — выдавила я, — спасибо, что помогли мне…
Он махнул рукой, указывая на тележку:
— Твоя?
Я кивнула. Оцепенение прошло, мышцы сжатые судорогой расслабились, и у меня закружилась голова от слабости. Я оперлась об стену, чтобы не упасть.
— Я помогу, — кивнул мужчина, подхватил тележку, и представился, — меня Жерен звать. Куда везти?
— В ремесленную слободу, — ответила я, опуская голову, чтоб не видеть то, что лежало посреди дороги. — А? — я хотела спросить, что будет с девушкой, но не смогла. Слова застряли в горле, как будто бы колючки репейника.
Но Жерен понял.
— Ей уже не помочь, — покачал он головой. — Сейчас стражники придут. Унесут в покойницкую… Пойдем, мы уже ничего не можем сделать для нее. Ты должна позаботиться о себе и своих детях.
Он был прав. У меня дома Лушка и Анни… Я заставила себя перестать думать о том, что могло бы случится, если бы Жерен не пришел мне на помощь. Нижний город — это мир, в котором ты каждый день можешь умереть. Не от голода и холода, так от рук обезумевшей толпы, или в драке за лучшее место у харчевни, или от мести обокраденного тобой главы преступного мира… И если я хочу выжить, мне придется принять эту реальность. Стать такой, как они. Не жалеть. Не думать. Не планировать слишком далеко, не думать о будущем, жить одним днем. Сегодня все хорошо? Вот и отлично. Если ты жив, значит ты уже победитель.
Жерен помог мне довезти тележку до самой калитки. Пый снова принялся неистово облаивать нас. И я поняла, собака играет роль дверного звонка, привлекая внимание хозяев.
— Кто там? — раздался строгий голос Дошки.
— Это я, Дошка, открывай, — прежде, чем я успела ответить, подал голос Жерен. И девочка, радостно взвизгнув, загремела засовом.
— Дядька Жерен, — она распахнула калитку и с порога, счастливо сияя глазенками, поделилась новостями, — у нас жиличка! Я буду смотреть за ее детками, а она меня читать научит! Ой, — заметила она меня и засмущалась, — тетька Елька… а я вас не заметила…
Жерен рассмеялся, подхватил счастливо запищавшую девчушку на руки:
— Ох, стрекоза, же ты! Мать на работе?
— Да! — хохотала она, взлетая в небо подкинутая Жереном и падая в его крепкие руки.
— Ну, все, хорош, — притворно застонал он, — ты Дошка уже девица почти. Тяжелая… а малышня-то где?
— Миха и Анни с Лушкой спят, Сирга за ними присматривает, я обед готовлю… ой! — вскинула ладошки к щекам девочка, — у меня ж горшок на огне! — и умчалась на кухню, оставляя нас одних.
Жерен
— Удивлена? — рассеялся он и пояснил, — а все просто, — он подмигнул мне, — меня отец просил за тобой присматривать, увидел, как ты по рынку с тележкой носишься. Он же тебя к Селесе и отправил…
— Дед Вихто?! — догадалась я.
— Верно, — кивнул Жерен, — дед Вихто мой отец. А Селеса, — он запнулся, — жена моего лучшего друга. Я им помогаю… присматриваю… тяжело ей одной.
Я кивнула. После всего, что увидела здесь, в Нижнем городе, проявление нормальных человеческих отношений оказалось таким пронзительным, что я не смогла бы выразить благодарность ни деду Вихто, ни Жереху, ни Селесе, ни даже Дошке. Не нашла бы слов. А еще стало немного завидно, что все они есть друг у друга. А я совсем одна…
— Давай отвезу продукты, — Жерен закрыл калитку и подхватил тележку, — я сегодня здесь останусь. Видела же, что в городе творится. Как бы по домам не пошли. Как стемнеет, за Селесой схожу, а ты за детьми присмотришь. Забор здесь крепкий, даже если придут, сразу не сломают. Хорошо?
— Хорошо, — кивнула я, чувствуя ком в горле. У меня было ощущение, как будто бы меня и детей взяли под крылышко.
Пока кухня была занята, так копошилась Дошка, я запарила в котелке хну и поднялась к себе. Дети спали на первом этаже все вместе. На всякий случай спряталась за трубой, размотала платок, нанесла краску на волосы и замотала снова. Чем дольше буду держать, тем более темный цвет получится… а мне это и надо. Главное, чтобы никто не узнал, что я Елина.
Глава 21
Кухонка у Селесы была небольшая. Там и помещались-то простой деревянный стол, две лавки по краям и небольшая печь для готовки. Даже продукты хранились на подвесных полках над столом. Окна на кухне не было, и свет падал из раскрытой по летнему времени двери. Зимой здесь без свечи делать нечего.
Между столом и печью был узкий, едва развернуться, проход. Нечего было и думать, чтобы толкаться здесь вдвоем. И озвученное требование Селесы готовить только тогда, когда их на кухне нет, было обусловлено именно теснотой.
Дошка закончила готовку и крикнула меня. Я спустилась, Жерен сидел за столом, ел кашу. Рядом стояла кружка взвара, солонка… Дошка настоящая хозяюшка, улыбнулась я, когда-нибудь и Лушка с Анни вырастут и будут помогать мне. Из кухни девочка не ушла, скакала на пороге заглядывая в глаза Жерену, которые не скупился на похвалы.
Я разложила свои продукты, помыла горшок… приготовить решила борщ. Он и вкусный, сытный, и хранится долго.
— Тетька Елька, — любопытная Дошка сунула нос в мои покупки, — а ты зря мясо-то купила. Да еще так много. Хладника-то у нас нет, протухнет до завтра…