Жизнь
Шрифт:
— Ой, как уже темно, — испуганно прошептала Дошка, — а где же мамка с дядькой Жереном?!
— Где мамка? — всхлипнули почти хором Миха и Сирга. И громко зарыдали, не получив ответа.
— Тетька Елька, — голосок Дошки дрожал, девочка еле сдерживала слезы, — почему они еще не пришли?!
— Сегодня же праздник, — сказала я весело, — все гуляют. Наверное, в харчевне очень много народу и ваша мамка готовит им еду. И ее охраняет дядька Жерен. Значит нечего бояться, он же вон какой сильный!
— Мамка никогда не задерживалась, —
— Придет, — заверила я, хотя уже сама этой уверенности не чувствовала. — а пока мы с вами будем есть борщ! Кто голоден, поднимите руки!
Ребятишки стихли, изредка всхлипывая. Скудного отсвета углей из открытой печной дверцы было достаточно чтобы увидеть их удивленные мордашки.
— А зачем поднимать руки? — спросил Лушка.
— А что такое «борьсч»? — поинтересовалась Дошка.
— Борщ — это очень вкусный суп. А руки надо поднимать, чтобы я могла увидеть, кто из вас голоден. А то вдруг, — я улыбнулась, — кто-то хочет отказаться от ужина! Так как? Кто хочет есть, поднимите руки!
Все четыре ручонки взмыли в небо. Дети везде дети.
С помощью Дошки я разлила суп по тарелкам, радуясь, что сварила много. Хватит накормить всю детвору и взрослым останется. Полагаю, что Селеса и Жерен не зря задерживаются. И когда вернуться, тоже скорее всего будут голодны.
«Борьсч» зашел на ура. Дети снова отвлеклись и забыли про свои страхи. А я приправила ужин сказкой.
Мальчишки съев все без остатка задремали прямо за столом. Набегались. Устали. А Лушка еще и голодал сколько дней подряд, вот после сытной пищи его и разморило.
— Дошка, — прошептала я, чтобы не разбудить ребятню, — пора спать. — Девочка, которая тоже клевала носом вскинулась. Я поняла, она не ляжет пока не придет Селеса. И предложила, — давай уложим маленьких. Потом ты покормишь Анни, а я помою посуду.
— Давай, — зевнула Дошка.
Сначала я отнесла в горницу Миху и Сиргу. В темноте видно было не особенно хорошо, но мне удалось разглядеть, обстановка в хозяйской части была не бедной. Кровати, за ситцевыми занавесками, были с резными спинками. И тюфяки были набиты не соломой, а шерстью.
Потом я вручила Дошке Анни, налила молока в рожок и подняла совсем заснувшего Лушку на руки. Унесла его наверх, уложила на постель и накрыла одеялом…
— Мама, — прошептал мальчишка одними губами, — а хочу домой…
Я пригладила растрепавшиеся вихры, наклонившись поцеловала его в лоб и прошептала:
— Мы уже дома, сынок. Спи спокойно. Все будет хорошо…
Селесу с Жереном мы ждали долго. Дошка сидела за столом и роняла голову на сложенные руки, засыпая. Я качала заснувшую Анни, изредка шевелила угли в печи кочергой, чтобы было хотя бы немного светлее. Но они почти прогорели и превратились в пепел.
Пару раз мы слышали шум где-то далеко
— Тук-тук, это мы! Открывайте!
Голос Жерена за дверью раздался совершенно неожиданно. А может быть я просто задремала в ночной тиши.
— Мамка! — Вскочила Дошка и кинулась к двери.
— Все хорошо, дочка, — голос Селесы был спокоен и безмятежен, — открывай.
Засов мы отодвигали вместе. Селеса зашла, по хозяйски оглядела кухню. Жерена за ее спиной уже не было. Наверное, он ушел.
— А где дети? — спросила она глядя на Дошку.
— Спят. Мы с тетькой Елькой их уложили, — зевнула девочка и прижалась к материным коленям. — Мам, а тетька Елька нас накормила… мы ели борьсч… вкусный… с мясом…
— Хорошо, — голос Селесы смягчился, и она впервые взглянула на меня. В ее усталых глазах я увидела благодарность и признательность. — Ты тоже иди, дочка. Я сама поем…
Дошка кивнула и, еще раз прижавшись к маминым коленям, побрела в горницу.
Я тем временем налила Селесе борща. Она отодвинула тарелку
— Сейчас Жерен придет. Ему надо.
— У меня еще есть, — улыбнулась я. — Хватит. Что случилось? Почему вы так долго?
— Ох, — вздохнула Селеса, принимаясь за еду, — сегодня вечером в городе такое творилось… девок побили без счета… которых сразу убили, которых в управу сволокли, чтоб вознаграждение получить. На площади, аккурат как вино разливать стали, беспорядки начались. Люди друг на друга стеной шли, смертным боем дрались. И, главное, никто же не знает зачем. Просто так… сидели пили вместе, а потом с кулаками набросились.
Я ахнула… картина вырисовывалась страшная.
— Гирем всех своих собрал, да улицы патрулировать отправил, стражники-то не справляются. Вот Жерен, почитай всю ночь по городу пробегал. Мне сказал, чтобы не вздумала из харчевни высовываться. Мол, за детьми Елька присмотрит. Я переживала, конечно. Побежала бы, коли знала бы, что живой добегу. Я же, уж прости, не слишком тебе доверяла. Чужая же ты совсем. А как утром Жерен прибежал, да велел тебя на постой пустить, так я и вовсе невесть что подумала. Прости ты меня. Вижу ты баба хорошая, правильная. Уживемся, — улыбнулась она, отодвигая пустую чашку.
Я только открыла рот, чтобы спросить, зачем Жерену было прибегать к ней, если меня отправил дед Вихто, как она перебила меня:
— Говорят, — зашептала она еще тише, — король-то не по праву трон занял. Потому и людям покоя нет. И не будет… много людей погибнет, пока принцесса Елина не вернется… ходят слухи, что оговорили ее… обманули народ… вокруг пальца обвели…
От услышанного меня ослабли колени, и я плюхнулась на лавку. В ушах зашумело, а Селеса вдруг рассмеялась:
— Но я бы в эти сказки не верила. Мало ли, что народ болтает. Верно?