Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Подобный брак мог испугать короля… Генрих согласился на этот брак вероятно для того, чтобы отомстить Габриэли за прошлое, или чтобы быть отблагодаренным за то, что разлучил супругов.
Как бы то ни было Габриэль громко протестовала против идеи сделаться, г-жой Лианкур. Напрасно король клялся ей, смеясь, что ей нечего бояться; что как Deus ex machina древних комедий он явится в день свадьбы между ней и мужем; Габриэль горевала и плакала.
И под аккорды их лиры придворные поэты, на грустный голос, воспевали эту
Брак происходил в Манте в отсутствии короля, удержанного в каком то соседнем городе: Нели и Шони, но за несколько минут, как отправиться в церковь, утром, Габриэль только получила письмо, подписанное ее царственным любовником:
«Не беспокойся, душа моя! Сегодня вечером не позже восьми часов мы с тобой увидимся. Я не обещаю тебе большего, потому что у меня дел здесь по горло; но будь уверена во мне; не правда ли, ведь ты уверена, что мы более тебя самой желаем, чтоб сэр Лианкур не коснулся своими дурными губами до божественной чаши, которая, наша. До свиданья мой козленочек; миллион раз целую твои прелестные ручки.»
Король писал, что он приедет в восемь часов, и не явился и в десять, и в одиннадцать. Даже в полночь, когда наступило время ложиться молодой, Его Величество блистал только своим отсутствием.
Между тем негодяй Лианкур делал глазки своей жене… и какие глазки!.. Она дрожала… Одна мысль, что она должна разделить постель с этим горбуном заставляла Габриэль трепетать.
Но за отсутствием своего покровителя молодая женщина сама выпуталась из своего тяжелого положения, ибо свадьба была в четверг, а Генрих явился только в воскресенье.
В первую ночь, когда он вошел в брачную комнату, сеньор де-Лианкур нашел свою жену сидящей, а по бокам ее двух служанок.
– Милостивый государь, сказала она ему, – я чрезвычайно больна, у меня боль в желудке…
– Это пройдет!
– Надеюсь, что пройдет, если я буду спокойна, а потому прошу вас оставьте меня уснуть.
Горбун скакнул как осел.
– Гм! гм!.. сказал он, – это очень неприятно!.
– Неприятно, что я страдаю?
– Сначала да… потом… Вы так прелестны Габриэль… Моя Габриэль…
Он наклонился, чтоб поцеловать ее.
– О! воскликнула она, отталкивая его.
– Что же?..
Она показала ему двух служанок. Он привстал…
– Наконец, сказал он со вздохом, – я удаляюсь… Потому что нужно. Но вы обещаете, что если боль ваша пройдет, вы позовете меня?
– Обещаю.
– Вы согласны… когда обещаешь себе любовную ночь… очень неприятно… очень неприятно…
– Aй! Ай!.. прервала Габриэль… судорога!.. скорее, Ализон, сахарной воды!.. Фаретта, расшнуруй меня!..
– Я расшнурую вас, сказал Лианкур.
– Нет! Не вы!.. Не вы!.. Ступайте вон!.. Ай! ступайте вон!.. Моя болезнь усилилась с тех пор как вы здесь… О! уйдите, ради Бога! Боже мой! Разве вы
Габриэль рыдала.
Горбун удалился.
Фаррета и Ализон заперли за ним дверь. Через пять минут Габриэль была в постели и спала спокойным сном.
На другой, как и в день свадьбы, у Лианкура было многочисленное общество друзей и родных с утра до позднего вечера.
Целый день Габриэль была в восхитительном расположении духа.
– А ваши судороги в желудке, мой друг? от времени до времени говорил ей потихоньку ее муж. – Прошли?
– О! совершенно!
– Хорошо! Ах! я очень, очень доволен!..
И горбун потирал руки. Эта ночь должна заплатить ему за лишение прошедшей. Между тем настал час отъезда гостей. Как накануне Габриэль первая вошла в брачную комнату.
Через десять минут де Лианкур вошел на цыпочках в спальню, в которой царило совершенное молчание.
Ба: это еще что? Габриэль была не одна! С нею, кроме служанок находилась одна из ее подруг Эдмея де Буалорье, маленькая очень милая брюнетка, которую, однако, молодой супруг в это время нашел очень дурной.
Эдмея де Буалорье лежала на постели, закрыв глаза.
– Что такое? спросил де Лианкур.
– Тс! ответила Габриэль, – она спит!
– Спит? а почему она спит?
– Но очень просто. Меня удивляет ваше изумление. Моя бедная Эдмея почувствовала себя нездоровой, невозможно отправить ее домой; я ей предложила гостеприимство.
– Гостеприимство! гостеприимство!.. Но если мадемуазель де Буалорье понездоровилось, есть в доме другие комнаты, кроме вашей, где она может лечь.
– О! Неужели, сударь, у меня такое грубое сердце, чтобы я оставила одну эту малютку в подобном состоянии…
– Да ведь она спит!
– Спит, но может проснуться и тогда… у нее нервный припадок, нужно будет о ней позаботиться успокоить ее…
Горбун нахмурил брови.
– Сударыня, сказал он, – вчера у вас была боль в желудке, сегодня у вашей подруги расстроены нервы, нет причины, чтобы это кончилось… Если вам угодно располагать своими комнатами для мадемуазель де Буалорье, то мне нежелательно жениться попусту… Я вас прошу следовать за мною; ваши женщины могут позаботиться об этой госпоже.
– Милостивый государь, холодно возразила Габриэль, – я не знаю, что вы подразумеваете, под вашим попусту, но объявляю вам, что почему бы вы не женились на мне, я не последую за вами и не оставлю мою подругу, доверившуюся моим попечениям. Сделайте же одолжение, удалитесь, или также верно, что вы стары, а я молода, что вы безобразны, а я прекрасна, что вы хилы, а мы сильны, – мои женщины, я и мадемуазель де Буалорье, выбросим вас из комнаты за плечи, если только можно назвать плечами то, что у вас за спиной.