Журнал "проза сибири" №0 1994 г.
Шрифт:
Обошлось с Бузотером, сунули диплом в зубы, катись колбаской.
А Закадычный, не попав в свою Англию-Францию, запаниковал, заметался, похороны, когда портретик нес, боком выходят, больше за душой ничего, чист, как стеклышко. А раз чист, значит, поехал, а как поехал, так до сих пор и ездит. Много спустя узнал, подозревали его в распространении самиздата, вот уж где ни сном ни духом, ложной оказалась информация, утку запустил ретивый какой-то стукач. Стоит ли удивляться, не раз еще на него анонимки писали, в органы, в обком, в ЦК, бестолковые, надо сказать, анонимки, но ведь мешает кому-то
Самиздат теперь издан легально, читай — не хочу, что лишний раз подтверждает прямую выгоду жизни долгой, переживающей времена. Многое можно забыть, многое само забудется, изживется, что поделаешь, остаются обрубки, будто пеньки, где прежде лес шумел.
Я потерял патрон. Стало то событием из ряда вон. Интересно, там, в Афганистане, такая ж строгая по патронам отчетность? Но до Афганистана оставалось чуть больше года.
Потерял и потерял, выпал из рожка, из подсумка, черт бы его знал, откуда и куда он выпал. Старшины в части не было, в город срочно убыл, поэтому и рожки с патронами и автоматы передавали мы напрямую, из рук в руки. Я свое оружие передал лучшему можно сказать другу, узбеку, Бахтияру Садыкову.
— А патрончик? — сахарно спрашивает Бахтияр.
— Какой, — удивляюсь, — патрончик?
— Ай, нехорошо! — еще шире лыбится Бахтияр и показывает рожок, в котором верхняя дырочка пустая.
Господи, этого не хватало!.. Выкрошил все патроны в пилотку, пересчитал, точно, пятьдесят девять в двух рожках, одного не хватает. В подсумок — нет, в автомат не досылал, но и автомат глянул, все в порядке, патронник пустой. Где еще искать, ума не приложу. Глянули в комнате для отдыхающей смены, тоже нет, да там и искать неще, два топчана, пол да стены.
Куда деваться, караул не меняется, пришлось докладывать дежурному офицеру, тот по начальству. Началось.
Стол к окну сдвинут, оба караула построены друг против друга, буква П получилась, меня на середину. Часовые из нашего караула, бедолаги, четвертый час кукуют.
— Где патрон?
— Не знаю.
Хлоп, втроем — командир, замполит, комбат — за подсумок схватились, перетряхнули, прощупали — пусто.
— Досылал патрон в патронник?
— Нет.
— Стрелял?
— Нет.
— Где патрон?
— Не знаю.
Всем пересчитать патроны пришлось по новой. Личные вещи из карманов на стол. Разуться. Отдельно сложить подсумки. Караул не сменится, пока не найдется патрон. Если кто пошутил, лучше сознаться на берегу, наказания не будет. Или подбросьте, ну, войска, ужин стынет.
Перевернули караулку насквозь. А где в ней искать — стол, стулья, топчаны, оружейный ящик, начкарская, комната для отдыхающей смены, прихожая, комната для сушки обуви — все. Опорожнили даже пожарную бочку, вычерпали затхлую воду, посветили на грязь фонариком, счистили грязь, всю пропустив сквозь пальцы, наполнили бочку, офицеры еще раз все обшарили самолично, где внаклонку, где на карачках, а где и в лежку каждую щелочку высвечивали.
Спор — может ли случайно выскочить из рожка, до крика спор, мат-перемат, в странное возбуждение впадают
— Это не карабин, тут глухо, — страстно утверждает комбат.
— Всяко бывает, всяко, — насупленно роняет командир.
— Да как же всяко, когда глухо! — кипятится комбат.
— Всяко бывает, — приказным тоном итожит замполит.
— Глухо тут, глухо, — остается при своем ершистый комбат.
Меня так и подмывает показать, как оно на самом может быть деле, тихохонько, снизу-сбоку — треньк — патрон вылетает, хотя опять же — через раз. Но соваться мне не с руки, получится, будто версия есть, придется развивать ее, разматывать, подтверждать, излагать устно и письменно... А у меня версии нет — не знаю — вся моя версия*
— Кто досылал патрон в патронник? Осмотреть все патроны.
Снова мужики крошат патроны в пилотки, гуськом к замполиту подходят, тот осматривает каждый из шестидесяти, нет ли насечки. Связи у этой процедуры с утерянным патроном ровно никакой, но заделье еще на час.
Я все так же дуриком торчу в середине караулки, карманы обшарены, сапоги вытрясены. Со мной перешли на „вы“: вы отдаете отчет... вы понимаете, какие могут быть последствия... вы должны вспомнить... По ходу дела про „вы“ вдруг забывается, чуть ли не за грудки трясут, причем перепад состояний у господ офицеров не совпадает, один трясет’, другой выкает и наоборот.
— Угорал на посту?
— Никак нет.
— Нет, так нет... Иди один, без свидетелей, вот фонарик, обшарь места, где угорал, где оправлялся. Хорошенько обшарь.
Начальник караула позвонил на пост, предупредил. Сходил, а чего не сходить, бревнышко, здесь посидел, нарушая устав, покурил, опять нарушая, уборная, тоже посидел и тоже нарушая, тропинка, темно уже, рассказал часовому, из-за чего сыр-бор, вернулся.
Караул уже сменили, не умываясь, не отдыхая, все батареей — искать, на случай, если кто из бодрствующей смены в казарме спрятал, после ужина снова искать.
Ни прогулки, ни отбоя, товарищи солдаты, весь дивизион будет искать, пока не найдете, сутки, двое, трое, мать вашу! Все было, стрелялись бойцы, вешались, с ума сходили, в побег уходили... Но такое — впервые! Где прикажете гильзу брать для отчета, где, я вас спрашиваю! Кино, баня, отпуска, личное время — все отменяется!.. Или пошутил кто, боится сознаться, честное партийное слово, волосок с головы не упадет, ни полсловечком не попрекнет никто. Или дембеля на сувенир затырили, а, дембеля, давайте по-хорошему, добром прошу, по-человечески!
Весь состав караула по-одному пропустили сквозь канцелярию, меня первого вызвали.
— Кто мог сделать? Кого подозреваете?
— Никого.
— Так не бывает. С кем отношения не ладятся, симпатии-антипатии, конкретно, независимо от патрона? Слушаем вас...
— Ладно. Не хотите говорить — пишите. Вот бумага, вот ручка, тайна гарантирована.
— Нечего писать.
— Ах ты, сторож хренов!.. — И так далее. — Придется писать, придется! Завтра особняк прибудет, он из тебя душонку твою паршивую вытряхнет! Они там шутить не любят. Пиши, сука.