Жутко романтичные истории
Шрифт:
Обещавшее солнце утро сменилось прохладным и дождливым днем. За высокими черными силуэтами деревьев небо казалось бесцветным, как выбеленные штормами старые кости на морском берегу.
Когда Майлз отпер входную дверь, то почувствовал себя… Не то чтобы дома, но привычно. Он был рад возвращению.
— Есть кто дома? — крикнул он.
Что было довольно глупо, потому что никого не было. Или Агата так никуда и не делась?
Неся сумки на кухню, Майлз прошел мимо испанской лестницы, взглянув на отполированные до блеска мраморные плитки, на которых не осталось ни следа
Майлз налил в бокал из откупоренной бутылки Кло ла Неор. Затем разобрал продукты и принялся слоняться по кухне. Вспомнилось, что он так и не обсудил с месье Тибо судьбу Агаты. Должно же быть какое-то приемлемое для всех сторон решение. Может быть, у Линли появится идея на этот счет.
Закончив дела на кухне, Майлз поднялся наверх (в конце концов нельзя всю жизнь игнорировать лестницу) и распаковал вещи в бывшей комнате Линли.
Затем он перешел в библиотеку, откуда открывался изумительный вид на красно-золотые кроны деревьев и серебристо-голубой город за ними. Майлз решил наконец посмотреть бумаги, которые выдал месье Тибо. Он медленно перелистывал страницы.
Множество страниц. И множество вещей, которые они описывали.
Фарфор Эйнсли с орнаментом из дубовых листьев, состаренное серебро и серебро с эмалью, вышитое постельное белье, изделия из слоновой кости (кстати, в Канаде можно хранить и продавать изделия из слоновой кости?), уотерфордский хрусталь… О, и два эскиза Тома Томсона. Да, Линли не ошибался — они действительно очень ценные. Чиппендейловская мебель, персидские ковры… У Майлза голова шла кругом.
Кубок с лисьей головой не упоминался, но, возможно, это был слишком ничтожный предмет, чтобы попасть в опись. Тем не менее Майлз знал, что не ошибся. Он очень хорошо помнил этот кубок. Помнил, как Маргаритка смешивала напитки, встряхивая сверкающими браслетами на загорелых запястьях, хватаясь то за одну бутылку, то за другую, ни на минуту не переставая болтать. Помнил непринужденный смех мамы, ее бесконечную терпимость к театральности (или актерскому таланту?), которая определяла жизнь Маргаритки, и веселую привязанность к своей самой дорогой и старинной подруге.
«Дела не таких уж минувших дней, дорогуша!» — напомнил ему призрачный голос Маргаритки. Майлз слабо улыбнулся и вернулся к описи. «Белоснежно-кобальтовые китайские фарфоровые вазы шинуазри, пара». А вот и они. Первая строчка на четвертой странице. Значит, несколько недель назад вазы еще находились в доме. Маргаритка их не продавала. Они были украдены.
Вопрос, что теперь с этим делать? Есть ли возможность вернуть вазы? Как можно доказать, что в ломбарде вещи из особняка, если Эрван Дюбе умер? Как вообще работает законодательство
Погруженный в свои мысли, Майлз едва уловил отдаленный звук закрывающейся двери. Когда до него наконец дошло, что он услышал, он вскочил с бешено колотящимся сердцем и бросился к источнику шума.
Входная дверь была заперта.
Он прошел на кухню — задняя дверь тоже закрыта.
Но были и другие возможности войти в дом. Например, через французские двери на балконах спален. Боковые двери на террасы, небольшие лестницы, ведущие в сад. В доме было множество входов и выходов, но Майлз проверил их все — они оказались надежно заперты.
Он вернулся на кухню и чуть не умер от ужаса, увидев Агату, которая неподвижно, словно призрак, стояла в коридоре со стороны апартаментов прислуги.
— Это вы, — прошелестела она. Женщина была в плачевном состоянии. Изможденная, бледная, с красными глазами, она будто за один день постарела на сотню лет.
— Да. Я вас напугал? — На самом деле это она напугала Майлза, сердце которого все еще заходилось.
Казалось, она не расслышала вопрос.
— Агата, мне очень жаль… Эрвана.
Ее глаза сверкнули.
— Мой сын не вор!
Майлз не нашелся, что ответить. Эрван был буквально пойман с поличным.
— Это все обстоятельства, — настаивала Агата, будто кто-то с ней спорил.
— Ну… я не полицейский. И не…
Разве обстоятельства не всему виной? Всегда? Что можно с этим поделать?
— Эрван был вынужден заниматься подобными вещами. Чтобы выжить. Никто не взял бы его на работу с таким досье.
Женщина пугала. Остекленевший взгляд, яростный, срывающийся голос. Майлзу было жаль ее, и с каждым словом Агаты он все больше утверждался в мысли откупиться от нее и выслать из Брэйсайда навсегда.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Знаю, что это тяжело принять.
Она рассеянно на него посмотрела.
— Вы ничего не знаете. Вам здесь не место. Вы не член этой семьи.
— Ладно, я не собираюсь с вами спорить, — сказал Майлз. — Вы пережили ужасные события, и я сожалею о вашей утрате. На сегодня вы свободны.
На сегодня свободны? Он что, сообщил, что ее работа закончена? Видимо, время, потраченное на «Аббатство Даунтон», не прошло даром — Агата молча повернулась и исчезла в темном коридоре. Дверь в ее комнату открылась и закрылась с жутковатой аккуратностью.
— Ла-а-адно. — Майлз подавил желание захлопнуть и запереть на засов дверь, ведущую из кухни в крыло прислуги.
Неужели она оставалась в доме все это время? Прячась от полиции. Он бы не удивился. Женщине следовало быть в кругу семьи и друзей, но, возможно, ей просто не к кому пойти. Во всяком случае, Агате нужно поговорить с психологом.
Во второй раз Майлз подумал о том, что Линли, возможно, что-то придумает. Стоило следить за своими мыслями. Майлз не должен во всем полагаться на Палмера. На самом деле, ни в чем не стоило.