Зимний дом
Шрифт:
Робин хотела что-то сказать, но ее опередил Хью:
— По-моему, это здорово. Просто замечательно. Я уверен, что тебя ждет потрясающий успех.
Элен засветилась от счастья.
— Робин… Хью… Вы уже были у Майи?
— Еще до моей болезни ма приглашала Майю на чай, но она не смогла приехать.
— По-моему, она несчастна.
Робин уставилась на Элен:
— Несчастна? Майя? В таком доме, с таким мужем? Что ты, Элен, Майя на седьмом небе!
Элен почувствовала неловкость.
— Ну… Может быть. Но когда несколько
Хью сказал:
— Элен, милая, Майя не может не сиять. Такая уж она уродилась.
Робин вспомнила, когда она в последний раз видела Майю. Огромный, уродливый, псевдоаристократический дом. Ее самодовольный, похожий на лису муж, ясно давший понять, что ему не о чем разговаривать с подругами жены. Хвастливое удовольствие Майи от ее нынешнего положения.
Хью снова завел граммофон. Забыв о Майе, Робин подхватила Элен и закружила ее по комнате.
— Роб, в смысле танцев ты безнадежна! — простонал следивший за ними Хью. — Бедняжка Элен… Пожалуйста, доставь мне удовольствие.
Он обнял Элен и повел ее в танце. Домик наполнился музыкой; свет, пробивавшийся через окно, озарял темный пруд, заросший камышом. Но в середине песни Хью покраснел, покрылся испариной и закашлялся. Тут дверь распахнулась и вошла Дейзи.
Она мельком посмотрела на сына, велела ему вернуться в дом, а потом прошептала Робин:
— Как ты могла? Увела брата в сырость и холод и заставила танцевать, хотя знала, что ему нехорошо…
Хью попытался что-то сказать, но закашлялся снова. Элен ужасно расстроилась. Робин сердито посмотрела на мать, пулей вылетела наружу, хлопнула дверью и побежала по темной траве.
Они с матерью часто не понимали друг друга, но в последнее время Робин казалось, что теперь это происходит сплошь и рядом. Неодобрение Дейзи выводило Робин из себя, и она начинала нарочно злить мать. По ночам она ругала себя и тысячи раз клялась быть более терпеливой и менее упрямой. Но благих намерений хватало ей только до завтрака.
Однажды за обедом Дейзи предложила Робин последовать примеру Хью и закончить учительские курсы. Как обычно, спор быстро перешел в ссору, и Робин пулей вылетела из дома. Долгая прогулка до станции не помогла ей успокоиться. Робин хватило денег на билет до Кембриджа и обратно. В городе девушка бесцельно побродила по улицам, обнаружила, что у нее нет двух пенсов на чашку чая, поняла, что домой возвращаться не хочет, и пошла к Майе. Вспомнив все перипетии жизни подруги, она ощутила угрызения совести за то, что давно не поддерживала с ней связь. Если бы ей самой довелось пережить то же самое, смогла бы она справиться с невзгодами так же, как это сделала Майя?
Робин позвонила в дверь, стиснула зубы и решила, что непременно похвалит владения Майи. Она по-прежнему считала дом Мерчантов ужасным. Таким он и был — темным,
Высокомерный дворецкий, открывший дверь, сказал ей, что миссис Мерчант нет дома. Ощутив смесь досады и облегчения, Робин пошла к воротам. Но из лавровых кустов в дальнем конце аллеи донеслось тявканье, и девушка обернулась.
В прошлогодних листьях рылся маленький черно-белый песик. Знакомый голос окликнул его:
— Тедди! Тедди, где ты?
Сама Майя скрывалась в густой тени. Робин следила за тем, как она нагнулась и взяла песика на руки.
— Нехорошая собачка!
— Майя! — Подруга подняла глаза и вздрогнула. — А слуга сказал, что тебя нет.
Темнота скрывала выражение лица Майи. Робин шагнула вперед:
— Я знаю, что приходить без спроса — нахальство, но делаю это не так уж часто…
Она осеклась и против воли уставилась на подругу. Левая половина лица Майи представляла собой сплошной кровоподтек, сиявший всеми цветами радуги и захватывавший скулу и глаз.
— Я споткнулась и ударилась лицом о перила, — оправдывающимся тоном сказала Майя. — Глупо, правда?
Некоторые женщины в Свободной клинике говорили так же: «Доктор, я стукнулась головой о плиту. Сестра, я не заметила открытую дверь, честное слово». Другие давно перестали притворяться и признавались: «Мой благоверный всегда дерется после пары пинт пива, уж это как водится».
— Нет, — ответила Робин, удивившись странному звучанию собственного голоса.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она набрала в грудь побольше воздуха.
— Майя… Я вижу следы его пальцев.
Это была правда: синяк напоминал пятиконечную звезду.
— Чушь. — Майя снова ушла в тень. — Не мели ерунды, Робин! — сердито сказала она.
— Это Вернон?
Майя крепко прижала к себе песика.
— Робин, прекрати сейчас же!
Дом и сад тонули в сумерках; окна смотрели на них, как равнодушные темные глаза в стрельчатых глазницах. Робин начала тщательно подбирать слова:
— Майя, если ты не хочешь, я не скажу ни слова. Но… Неужели ты считаешь, что я буду тебя осуждать или стану думать о тебе хуже?
Что-то в Майе треснуло и надломилось. Ее плечи поникли, глаза закрылись. А потом она еле слышно сказала:
— Знаешь, Робин, я презираю себя. И это хуже всего. Вот что он со мной сделал.
Она повернулась и пошла к дому.
Они пришли на кухню, и Майя поставила чайник. У повара выходной, объяснила она, а все остальные работают на кухне неполный день. Пока чайник закипал, пес ел из миски сухой корм. Кухня была большой, теплой и хорошо освещенной, но когда Майя клала в чайник заварку, у нее дрожали руки. У Робин сжалось сердце. На Майе была безукоризненно сшитая жемчужно-серая двойка, подчеркивавшая ее стройную фигуру. Чулки, без сомнения, были шелковыми, серые кожаные туфельки — шагреневыми. Но ее лицо, ее красивое лицо наводило ужас.