Злобный леший, выйди вон!
Шрифт:
– Может, перестанешь пользоваться тем зельем? Я боюсь, что однажды не увижу твоего прекрасного лица, а на его месте навсегда останется старуха.
– Нет, Зурал. Старухе доверяют больше чем молодой черностопке.
Гадалка взяла гребень и утопила его в черном шёлковом море. Тишина некоторое время разделяла брата и сестру.
– Зарима?
– Да?
– Ты в порядке?
– Буду, дорогой брат. Скажи, у тебя сейчас нет никаких дел? – спросила она, смотря на него через зеркало.
– Надо бы
– Займись этим сейчас, мне нужно уединиться.
– Ты ведь хочешь написать одно из своих тайных писем?
– И не забудь проверить конюха во дворце, - сказал девушка на прощание брату.
Часть III - Глава 25
Через неделю друзья вернулись в деревню. По пути им пришлось дать крюк, чтобы оторваться от преследователей. Они проехали через Полпути и Прибрежное, - ничем не примечательные, едва дышащие деревни. Мокроус знал об успехе предприятия, еще до приезда. Теодор Кительсон отправил советнику письмо из постоялого двора «Гусь и сойка», где была очень грязная постель, но очень приветливая хозяйка.
Как только друзья отобедали в усадьбе наместника, и Бокучар отправился в кровать, чтобы отдохнуть с дороги, Мокроус обратился к лекарям:
– Спасибо вам большое, дорогие целители души и тела, - сказал он в полупоклоне. – Вы оказали поистине великую услугу Бокучару и всей деревне. Но теперь, когда все невзгоды остались позади, я бы хотел…
Оборвал он сам себя на полуслове и жестом подозвал сына кухарки, который положил на стол перед знахарями крохотный мешок, в котором, что-то жалобно зазвенело.
– Что это? – спросил Олег.
– Ваша награда, конечно же. Я не смею вас больше задерживать. Думаю, что вы и сами рветесь в путь-дорогу, в поисках нуждающихся.
– Сколько здесь? – поинтересовался Теодор Кительсон.
– Шесть златцев. По три на каждого, если делить поровну. Но тут я вам не советник. Как делить - решайте сами.
– Знаешь ли ты, советник, что князь Златолюб, предложил Захару звание княжеского знахаря, три сотни златцев в год, да еще усадьбу в довесок?
– Этого в письме не было, - сказал Мокроус.
– Не люблю хвастаться, - сказал Теодор Кительсон.
– Что ж, почести великие, нет слов, но я вам не могу предложить большего, чем уже предложил. Так что, либо берите, либо уходите с пустыми руками.
– Послушай, советник, я как знахарь не могу поступиться своим долгом и покинуть человека, который все еще пляшет на грани болезни.
– Он здоров.
– Откуда тебе знать?
– Честно. Он сам сказал мне. Да, что вы так смотрите? Неужели наместник не расскажет того, что творится у него на душе своему советнику? Да что же смешного я вам сказал? Чего смеетесь?
– Когда же он успел тебе это сказать? – спросил сквозь улыбку
– Он сказал об этом в письме.
– Можно взглянуть?
– Конечно, нет! – запротестовал Мокроус.
– А написано оно было когда?
– Это не важно.
– Захар, я предлагаю побеспокоить наместника, и выяснить так ли это все. Что-то мне не больно-то верится в эту историю.
– Поддерживаю, – сказал Теодор Кительсон.
– Я не позволю вам побеспокоить сон Бокучара! – сказал Мокроус и потрусил к лестнице, ведущей в покои наместника. – Не вынуждайте звать мечников.
Дверь позади Мокроуса открылась, в проеме показался Бокучар. Глаза его были раскрыты от испуга.
– Знахари, - позвал Бокучар.
– Да? – одновременно откликнулись целители и вскочили со своих мест.
– Мне нужна ваша помощь, - сказал наместник и скрылся в глубине комнаты.
Мокроус с кислым лицом посторонился и пропустил их.
– Я сделаю вид, что этого разговора не было, - сказал Теодор Кительсон и поднялся наверх.
– Еще неизвестно, кто теперь имеет больший вес при наместнике, да, советник? – сказал Олег и с довольной улыбкой проследовал за ученым.
– Что случилось? – спросил Теодор Кительсон, когда Олег закрыл дверь.
– Я не знаю, - сказал Леший. – Я раздевался и тут это.
Он скинул одежду. Старая и дряблая кожа наместника покрылась наростами бурого цвета. Большие и малые пятна поясом окружили живот Лешего. Теодор Кительсон повернул наместника на свет, и провел пальцем по неизвестным образованиям.
– Больно?
– Ничего не чувствую.
– Похоже на кору, - сказал Олег.
– Отруби мне голову, если это не кора! – воскликнул Теодор Кительсон.
– Как кора? Откуда она здесь? Это болезнь, Тео? Новая хворь?
– Возможно, твоя душа меняет тело под привычный для нее облик. Но я не уверен. Черт, да разве можно хоть в чем-то быть уверенным, когда дело касается переселенной души!
– А как ты себя чувствуешь? – спросил Олег.
– Никак. Я все еще не ощущаю этого тела. Ни тепла, ни холода, ни даже боли. Вот, смотри.
Леший взял нож и уже хотел порезать себе предплечье, но Теодор Кительсон успел предотвратить кровавую демонстрацию.
– Спокойно. Сейчас мы что-нибудь придумаем.
Некоторое время Теодор Кительсон походил кругами по комнате. Олег молча сидел на дубовом сундуке, а Леший разглядывал наросты в утренних лучах, что заливали комнату сквозь окно.
– Так, ничего дельного в моей голове нет. А у вас?
Олег помотал головой. Леший, даже не стал отвечать.
– Значит, сделаем так. Я поеду в нашу хижину, и привезу оттуда все книги, что у меня есть. Придется выжимать новые знания из старых. А вы пока останетесь здесь. Делать нечего. Олег, приглядишь за нашим другом?