Злые песни Гийома дю Вентре

Харон Яков Евгеньевич

30. Ночные тени

Во мраке факел чертит дымный след. Шаги слышны: солдат прошел дозором. О камень гулко звякает мушкет. Звонок вдали. И тихо. Полночь скоро. Храни Господь от королевских слуг, Храни от молодцов прево проворных! Пусть не уйти мне от загробных мук — Уйти б хоть от ворон в сутанах черных! Куда идти? Эдикт — на всех заставах, Слепые окна — на запорах ржавых. Отряд, вооруженный до зубов… Всю ночь по городу брожу тревожно, И следом — Смерть, товарищ мой дорожный, Торопится

в истоптанных сабо.

31 Королевская капелла

Носитель обесславленной короны Послал курьера к мастерам Кремоны Купить секстет скрипичный повелел. И вот оркестр — у грязного престола. Ханже и мастеру заплечных дел Колдун-скрипач наяривает соло. Рыдают струны, ангельски звеня… Отменный корм! — но явно не в коня: Виолы трель не по душе вампиру — Ему нужны не скрипки, а секиры, Костры, и кровь, и черный ад кадил! О, если бы ты знал его, Амати, Столетней горной ели ты б не тратил Ты гроб ему б сосновый сколотил!

32. Прокаженный

Дырявый плащ, засаленная шляпа, Круг на плече с гусиной красной лапой… Услышав стук трещотки роковой, В испуге сторонится даже нищий. Нет ни ночлега в деревнях, ни пищи… Кем заклеймен ты — Богом? Сатаной? …Пророк ли, прокаженный ли, поэт — Анафема! Эдикт! Вердикт! Запрет! — Эй, берегись: Вентре еще на воле! В костер его! Злодей опасно болен: Стихами подстрекает к мятежу! …Гляжу на плащ с гусиной лапой красной: И впрямь, я прокаженного опасней — Всю Францию трещоткой разбужу!

33. В Бастилии

Паук-судья мне паутину вьет. В ушах не умолкает гул набата… Молиться? Не поможет мне Распятый: Заутра я взойду на эшафот. Не рано ли поэту умирать? Еще не все написано, пропето! Хотя б еще одним блеснуть сонетом — И больше никогда пера не брать… Король, судья, палач и Бог — глухи. Вчера кюре мне отпустил грехи, Топор на площади добавит "Amen". Умрет Вентре. Но и король умрет! Его проклятьем помянет народ, Как я при жизни поминал стихами.

34. Неистребимый

Ад в панике. Лукавый зол, как пес. Хохочут черти, грешники хохочут, Все — вверх ногами, шум унять нет мочи: Кто в ад сонеты дю Вентре занес?! Псалмы забыли праведные души. Сам Саваоф торопится на крик: В чем дело? — Тише! Погоди, послушай Сонет Вентре «Усердный ученик»!.. Проклятье на меня — со всех амвонов. С молитвами и похоронным звоном Мои стихи сжигают на костре. Но и в раю, и даже в пекле темном И грешники и праведники помнят Еретика Гийома дю Вентре!

35. Morituri te salutant [18]

Орел парит над бурею бессильной; Не сокрушить морским валам гранит: Так мысль моя над Смертью и Бастильей Презрительное мужество хранит. Ты лаврами победными увенчан: В глухую ночь, под колокольный звон Ты убивал детей и слабых женщин, Но я тобой, Король, не побежден! Я

не умру. Моим стихам мятежным Чужд Смерти страх и не нужны надежды — Ты мне смешон, с тюрьмой и топором! Что когти филина — орлиным крыльям? Мои сонеты ты казнить бессилен. Дрожи, тиран, перед моим пером!

18

"Обреченные на смерть приветствуют тебя" — приветствие гладиаторов Цезарю

36. Агриппе д'Обинье

Я знаю, что далек от совершенства, На три ноги хромает мой Пегас. Свои жемчужины, как духовенство, У мертвецов заимствую подчас. Когда мое перо усталым скрипом Подхлестывает бесталанный стих, Я утешаюсь тем, что ты, Агриппа, Воруешь рифмы даже у живых. Пожнешь ты лавры, нагуляешь жир… Помрешь (дай Бог, скорей бы!) — скажет мир: "Писал бездарно. И подох без блеска". Я ж кончу, видимо, под топором, Но скажут внуки: "Молодец, Гийом! — И жил талантливо, и помер с треском!"

37. Последнее письмо

Маркизе Л. Меня любить — ведь это сущий ад: Принять мои ошибки и сомненья, И от самой себя не знать спасенья, Испив моих противоречий яд… Далекая моя, кинь трезвый взгляд На те неповторимые мгновенья — Опомнись! И предай меня забвенью, Как долг твой и любовь моя велят. Не знать друзей, терпеть и день и ночь Тоску разлуки, зря томясь и мучась, — Зачем тебе такая злая участь? О как бы я желал тебе помочь, Сказав, что мой сонет — лишь жест Пилата! Но — я в гробу: отсюда нет возврата.

38. Знакомый почерк

Жонглер [19] поет «Гийома злые песни», «Мясник!» — мальчишки Карлу вслед кричат. Не надо мне ни лавров, ни наград: Французам я и без того известен. Меня де Гиз живьем сожрать готов: Над ним Париж смеется до упаду… Не надо мне ни славы, ни венков, Змеиный шип врагов — моя награда. Что в почестях! — Ведь узнаёт и поп, И нищий, и придворный остолоп Мои стихи, как узнают походку. Что в смерти? — Я плюю на палача: Чтоб дю Вентре заставить замолчать, Всей Франции заткнуть пришлось бы глотку!

19

Жонглер — здесь: уличный певец, менестрель.

39. Жизнь

Взлетать все выше в солнечное небо На золотых Икаровых крылах И, пораженному стрелою Феба, Стремительно обрушиваться в прах. Познать предел паденья и позора, На дне чернейшей бездны изнывать, — Но в гордой злобе крылья вновь ковать И Смерть встречать непримиримым взором… Пред чем отступит мужество твое, О, Человек, — бессильный и отважный, Титан — и червь?! Какой гоним ты жаждой, Какая сила в мускулах поет? — Все это жизнь. Приняв ее однажды, Я до конца сражаюсь за нее.