Злые песни Гийома дю Вентре

Харон Яков Евгеньевич

40. В изгнание

Осенний ветер шевелит устало Насквозь промокший парус корабля. А ночь темна, как совесть кардинала, — Не различишь матроса у руля. Далеко где-то за кормой — земля. Скрип мачт, как эхо арестантских жалоб. Наутро Дуврские седые скалы Напомнят мне про милость короля… О, Франция, прощай! Прости поэта! В изгнание несет меня волна. На небесах — ни признака рассвета, И ночь глухим отчаяньем полна. Но я вернусь!.. А если не придется — Мой гневный стих во Францию вернется!

41. Первая

слеза

Маркизе Л. Нет-нет, твои не стерлись поцелуи… Когда я вспоминаю жребий свой, Не ненависть врагов меня волнует, Не злобный рок, а наши дни с тобой. Сквозь шторма рев, сквозь смерч рапир и молний Так ярок свет твоих далеких глаз! Поток времен бессильно пенит волны, И Смерть сама склоняется безмолвно Пред счастьем, что приснилось только раз. Нимб славы мне здесь, на Земле, не нужен. Но пусть посмертным вызовом Судьбе,— Когда поглотит мрак загробной стужи,— Пусть светит в небе ярче звезд-жемчужин Последний мой сонет: он — о тебе!

42. Из писем

Маркизе Л. Я болен сплином, модным в этих странах: Меня томят туманы, и тоска, И томность бледных рыжих англичанок, Как палка, длинных, плоских, как доска… Я как-то заглянул от скуки в «Глобус» [20] : Битком набиты ложи и балкон! Жрец — в стихаре, в камзоле — Аполлон; У них бочонок — трон, ведро — колодец… Я англичанами по горло сыт. Их чопорный язык, их чванный вид, Их лошадиный хохот — хуже пытки. Прощай, мой ангел. Пусть я грустен, пусть! Лишь бы тобой не завладела грусть: Люблю. Люблю! — хоть жизнь висит на нитке.

20

«Глобус» — театр Шекспира в Лондоне.

43. Пьеру де Ронсару

Я не завидую тебе, поэт! Когда бы лавры мне служили целью, Я б не писал стихов — ни в час безделья, Ни в час тоски, когда исхода нет. Не мнишь ли ты, что озарит потемки И в памяти людской оставит след Твой тонкий, твой изысканный сонет? А что, коль злопыхатели-потомки Иную вспомнят из твоих ролей: Кого христианнейший из королей, Палач, герой парижского пожара, Имел в наставниках? — Ах, да: Ронсара!.. …Я пошутил. Ведь не дурак народ, Ты прав — и будет все наоборот…

44. Бессонница

Маркизе Л. Мороз начистил лунный диск до блеска, Рассыпал искры снег по мостовым. Проснется Вестминстер совсем седым, А львы у Темзы — в серебристых фесках. Святого Павла разукрасил иней, Преобразил трущобы в замки фей. Немые силуэты кораблей Окутаны вуалью мглисто-синей. Биг-Бен спросонья полночь пробубнил — Я все бродил по пристани в печали, Рассеянно сметая снег с перил… Я неминуемо замерз бы там, Когда бы кровь мою не согревали Любовь к тебе — и ненависть к врагам.

45. Поэт в раю

Ворчал апостол у преддверья рая, Но

я толкнул нетерпеливо дверь: «Заткнись, старик! Я — дю Вентре, ты знаешь? И я всего на миг сюда, поверь!» Как пели ангелы вкруг Бога звонко! И каждый кланялся, и каждый льстил… Взглянув на все, я тихо загрустил О Франции, бургонском, о девчонках… Увидел Бог: «Да ты судьбе не рад?! Сакр-кер! Желаешь прогуляться в ад? Уж там тебя покорности научат!» — О нет. Господь! Здесь прямо… как в раю! Ей-богу, счастлив я!.. Но все же лучше Вернусь-ка я во Францию мою!

46. Письмо к другу

В такие дни, гнетущие, как камень, Часами я сижу перед окном, Измученный туманом и дождем, Свинцовый лоб сжимая кулаками. Тоскую. Писем нет. И нет Агриппы — Мне не с кем ни дружить, ни воевать. Лишь изредка заходит пьяный шкипер: Его хандра — моей тоске под стать. Ему не по нутру мои сонеты — Мы с ним молчим и мрачно глушим ром. Агриппа, друг, пойми: тебя здесь нету, И некого мне обзывать ослом. В такие дни — считай меня пропащим… Писал бы ты, vieux diable [21] , хоть почаще!

21

Старый черт (фр.).

47. Голубиная почта

Маркизе Л. Пусть принесет сорока на хвосте Из дальней Англии мои остроты — Они скупы, они совсем не те: Смеюсь лишь над собой, и то — для счета Пусть пересмешник-дрозд, залетный гость, Треща и щелкая у окон Ваших, Вам передразнит желчь мою и злость — Посмейтесь… и поплачьте над вчерашним Я так любил Вас!.. На закате дней Тоске не выжечь память едким дымом! Так пусть хоть птицы, пролетая мимо, О верности, о нежности моей — Отчизне скажут и моей любимой: Сейчас люблю их в сотни раз сильней!

48. Воспоминания

Сокровища моих воспоминаний Не погрузятся в Лету небытья, Не растворятся в лондонском тумане… Моя Гасконь! — Нет: Франция моя! Стихи мои — лишь эхо волн Бретони, Шурша, кладущих завитки гребней На прибережья жаркие ладони… Что на земле дороже и родней?! Как позабыть мой город — мой Париж, Изящный, легкомысленный и страшный; Наваррских гор задумчивую важность, Гасконских утр серебряную тишь! Горька судьба, и горек хлеб изгнанья. Но горше их — мои воспоминанья…

49. Зверинец

Завел меня мой шкипер в цирк бродячий. Глазея в клетки, я зевал до плача. "Вот кобра. Ядовитей не сыскать!" — А ты слыхал про королеву-мать? "Вот страус. Не летает, всех боится". — Таков удел не только данной птицы. "Узрев опасность, прячет нос в песок". — И в этом он, увы, не одинок! "Вот крокодил, противная персона: Хитер и жаден." — Вроде д'Алансона… "Гиена. Свирепеет с каждым днем!" — А ты знаком с французским королем? Пойдем домой! Напрасно день потерян. Поверь мне: в Лувре — вот где нынче звери!