Злые вихри
Шрифт:
Николай Александровичъ, повидимому, нисколько не смутился этими предсказаніями.
– - Ты меня пугаешь, Лидія!-- безжалостно засмялся онъ.-- Послушать тебя, такъ мн остается все бросить и бжать восвояси... Да въ такомъ случа я долженъ бояться всего, долженъ вотъ и теперь бояться, что ты у меня, потому что, если сочинятъ, такъ и тутъ можно сочинить какую-нибудь исторію.
Лидія Андреевна совсмъ обидлась.
– - Смйся... а вотъ увидишь,-- прошептала она.
Николай Александровичъ взглянулъ на нее, пересталъ смяться и заговорилъ гораздо ужъ серьезне.
– - Ну, вотъ ты и сердишься! Увряю,
Лидія Андреевна насторожилась.
Николай Александровичъ замолчалъ немного и потомъ продолжалъ:
– - Изъ твоихъ писемъ и такъ, стороною, я узналъ, что онъ совсмъ разстроилъ свое состояніе, что Снжково заложено, приведено въ крайній упадокъ и, того и гляди, будетъ продано съ молотка. Вотъ это очень серьезно, и объ этомъ я долженъ поговорить съ нимъ. Только не знаю, когда мы увидимся: я былъ у него, не засталъ, написалъ ему, и вотъ онъ до сихъ поръ не детъ...
– - О чемъ же, собственно, ты хочешь говорить съ нимъ?-- спросила Лидія Андреевна, пристально вглядываясь въ безпокойно бгающіе глаза своего beau-fr`ere'а и тщетно стараясь поймать въ нихъ какую-нибудь мысль.
– - Да такъ, вообще, тамъ будетъ видно!-- уклончиво отвтилъ Николай Александровичъ и прислушался.
– - Кто тамъ?-- громко крикнулъ онъ.
Вошелъ лакей и подалъ ему карточку. Взглянувъ на нее, онъ молча цередлъ ее Лидіи Андреевн.
– - An nom du Ciel!-- прошептала она, быстро направляясь къ двери въ спальню.
Николай Александровичъ прошелъ за нею, видимо, очень недовольный этой сценой.
– - Богъ знаетъ, что такое!-- говорилъ онъ.
– - Хорошо, что отсюда есть дверь въ другой коридоръ... Я прикажу, чтобы вынесли твое пальто.
– - Только ради Бога, ради Бога не говори ему, что я была у тебя... онъ долженъ думать, что я все еще въ Царскомъ!-- умоляющимъ голосомъ шептала Лидія Андреевна.
Онъ ничего ей не отвтилъ и вышелъ въ гостиную. Запирая за собою дверъ, онъ увидлъ идущаго къ нему навстрчу брата.
XXXIII.
Они обнялись, крпко поцловались и инстинктивно оба одновременно откинулись назадъ, чтобы разглядть перемну, происшедшую съ ними во время ихъ пятилтней разлуки.
Михаилъ Аникевъ никогда не спрашивалъ себя, насколько и какъ любитъ онъ брата. Они вмст выросли; но уже съ отрочества между ними оказалась такая рознь во всемъ, что они не могли никогда сойтись безъ того, чтобы не поспорить и не разойтись возмущенными другъ другомъ.
Въ то время, какъ Михаилъ, очень хорошо окончивъ университетскій курсъ, предался и въ Россіи, и заграницей своему музыкальному образованію, Николай, лнивый малый, къ тому же лишенный способностей брата, просидвъ въ университет лишнихъ два года, кое-какъ справился съ выпускнымъ
Ему очень рано, посл смерти отца, досталось родовое Аникевское имніе, и онъ, подъ видомъ «раціональнаго хозяйничанья», разорялъ его и обезцнивалъ самымъ исправнымъ образомъ. «Убжденій» онъ былъ не только «красныхъ», но даже «ярко-пурпуровыхъ», гд только могъ сыпалъ фразами изъ подпольныхъ изданій и видлъ единственное спасеніе современнаго общества въ его радикальномъ разрушеніи.
– - Надобно доходить до точки,-- кричалъ онъ:-- полумры ни къ чему не доведутъ... Все съ корнемъ вонъ; все какъ есть, всю старую чащобу и гниль, такъ, чтобы и пней обгорлыхъ не осталось... Только такимъ манеромъ на гладкомъ мст и выростать что-нибудь новое...
– - А ежели это новое окажется, опять-таки, никуда негоднымъ?-- иной разъ спрашивали его.
– - Въ такомъ случа и его къ чорту!-- не смущаясь ршалъ онъ.-- Когда-нибудь да выростетъ-же и путное!
Спорить съ нимъ было безполезно, такъ какъ онъ не только не принималъ, но и не выслушивалъ никакихъ доказательствъ.
– - Ну и чего вы лзете ко мн съ «фактами»!-- останавливалъ онъ собесдника.-- Какіе тутъ факты, очень они нужны, нечего сказать! Дло не въ фактахъ, а въ принцип!
Съ годами такая крайность сгладилась. Николай сталъ утихать и умнть. Онъ ужъ ограничивался «приличнымъ и общепринятымъ» недовольствомъ и насмшкой. Вс принимаемыя мры были въ его глазахъ никуда негодными ужъ по одному тому, что он принимались. Обсуждать эти мры даже и не стоило, достаточно было презрительно пожимать плечами и фыркать.
Въ этотъ періодъ за Николаемъ Аникевымъ установилась репутація весьма неглупаго и либеральнаго человка. Деревня и губернскій городъ ему надоли, онъ сдалъ въ аренду свое разоренное имніе и явился въ Петербургъ искать занятій. Государственную службу онъ все еще презиралъ, а потому одинъ изъ друзей его матери пристроилъ его на юг, въ «Обществ».
Тутъ съ Николаемъ Александровичемъ, въ какіе-нибудь два, три года, произошла удивительная перемна: изъ шероховатаго, съ «демократическими» манерами и ухватками крикуна онъ превратился въ весьма представительнаго господина, благородно либеральнаго, одержаннаго, отлично умющаго ладить съ людьми и цнить ихъ по достоинству.
Быстро и ловко онъ обворожилъ «русскаго дворянина» Самуилова, влюбилъ въ себя его дочь Маргариту и создалъ себ прочное положеніе.
Михаилъ Аникевъ еще не видалъ брата въ его новомъ образ и съ большимъ изумленіемъ воскликнулъ:
– - Что ты съ собою сдлалъ? Вдь, тебя узнать нельзя! у тебя видъ англійскаго лорда... Только вотъ зачмъ такъ рано борода сдетъ?
– - Время измняетъ,-- съ легкой, самодовольной улыбкой отвтилъ Николай:-- это вотъ только ты въ пять лтъ почти не измнился... раздобрлъ, отяжеллъ немного, а то совсмъ прежній, безпечальный юноша... Наконецъ-то ты заглянулъ, я ужъ думалъ, что мы и вкъ не увидимся. По крайней мр хорошо, что захалъ именно сегодня; у меня, а теперь это большая рдкость, часа два, даже три свободныхъ, никуда до второго часу не поду и никого не жду... Ты, вдь, посидишь?