Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— Ладно, отдыхай.
— Дурак ты, братец. — Сказал Тверд после паузы.
— Сам вижу. Хорошо ещё не кулаком — дверью. Кулаком, совсем насмерть зашиб-бы.
— Велика разница, — хмыкнул Тверд. — Дуру сделал из живого человека. Так и будет теперь хихикать.
Князь посмотрел на девку, она так и лежала недвижимо, блаженно глядя в потолок.
— Ладно, может ещё придёт в себя. Зови мамку.
***
Твердимир успел переговорить с боярами, прежде чем старший собрал их в палате. Ерёмку на первый приём решили не пускать, всё
В дверях встал воевода Тихомир, через его спину никто не подслушает, волхв уселся на полу слева от кресла, где у других князей сидит юродивый, и скрестил ноги, что вызвало удивлённо вздёрнутые брови у некоторых бояр. Даже рот завязал цветастой тряпицей, подтянул левую ногу, в лапте не снимая дыру чинит. Точь-в-точь юродивый. Вот тебе и волхв!
Князь поднял бровь, осмотрел бояр, нехотя встал, поклонился в пояс, как велит обычай, дождался ответного поклона. Кто там не привык спину гнуть? Шестеро? Пограничные, что ли? Остальные гнутся как миленькие. Что ж, посмотрим.
— Приветствую тебя, Опора!
— Приветствуем, князь. — Нестройный хор голосов многое сказал Твердимиру, что встал по правую руку и неотрывно следил за всеми. Мечислав сложил руки на груди:
— Вижу, ждёте новой метлы? Ни к чему, Опора. Я не мстительный, даже челядь всю оставил. Рассаживайтесь, как привыкли, а там — поглядим.
Шуршание широких цветастых одежд, кто-то пробурчал, что челяди всегда меньше всех достаётся. Князь хмыкнул — верно, чего с неё взять, с челяди, выгонишь — потом сам себе щи вари. В палате сгустилось замешательство, наконец, один боярин, могучий, чуть меньше Тихомира, посмотрел в глаза князя, пробасил:
— Вели слово держать, князь.
— Держи.
— Боярин Вырвибок. Хочу сказать тебе — десять лет, как мы не собираемся. Нет у нас мест на этих скамьях, — широким жестом Вырвибок окинул помещение и ухмыльнулся в усы. — Так что новая метла замела-таки по-новой. Десять лет нас уже не зовут Опорой и вообще никак не зовут.
— Как же Четвертак без вас управлял? — пришло время удивиться Твердимиру.
— Так и управлял, боярин. Не с нами, но — нами. Высылал приказы. Хотел веселиться — звал на пир. Хотел на охоту — созывал дичь загонять. Но в дела княжеские мы посвящены не были. А как Змеева сотня прибыла, так тем более.
— Что же это, князь через сотню правил?
— Погоди, Тверд. Опора, в ногах правды нет, садись пока так, как есть, потом разберёмся.
Пока бояре рассаживались вдоль стен, вспоминая кто где по роду да знатности, челядь зажгла светильники. Все худо-бедно устроились, Мечислав, пытаясь быть торжественным, проговорил:
— Ну что, Опора. Каково оно, под крыльями Змеевыми? Кто смелый? Вырвибок? Нет?
— Вели слово держать, князь, — проскрипел, прокашлявшись, старый боярин. Сам седой, будто крахмальный, спина скрючена, костлявые пальцы держаться за кривую палку, того гляди рассыплется. Князь повёл шуйцей, разрешил не вставать:
— Держи
— Боярин Кордонец. Змеева сотня, князь, стережёт и сопровождает караваны, в наши дела почти не вмешивается, так что… не так страшен Змей, как у бабы на вышивке.
— Смел, старик, — улыбнулся Мечистлав. — Правду-матку, прямо в глаза, верно?
Кордонец не смутился:
— Я сказал правду. С того времени, как Змеево крыло легло на Кряжич, ни один наш закон не был нарушен сотней, ни одного нового они не принесли с собой. Всё, что они требовали от Четвертака…
— Требовали? От князя?
— Змей умеет требовать и молча, князь. Вся торговля идёт к нам Змеевыми караванами. А ну, недостанет железа? А ну — не купит он нашу пеньку, а — смола? Говорят, наша смола где-то как золото нужна, но у нас-то ей — грош цена!
— Знаю, Кордонец, знаю. Ведомо мне как Змей страны вяжет. Скажу больше, бояре. Моя дружина набрана Змеем. Вот так.
Бояре ахнули, но Мечислав выставил руки, успокаивая:
— Понятно, не самим Змеем — Змеевым сотником. Четыре года назад наёмничали мы с братом на Юге. Сколько битв с воеводой Тихомиром прошли — не упомнить. Воевода, считал наши победы?
— Бед поболе… — буркнул Тихомир.
— То, да. И во всех бедах держала нас лишь мечта — вернуться домой. И пришёл к нам в корчму, где мы пропивали свои серебряники, сотник Змеев. Говорит, мечтаете домой вернуться? Есть уговор. От этой самой корчмы, до дома, до родного Кряжича — все города и селенья под крыло Змею отдать. — Мечислав встал, прошёлся до двери, задумчиво хрустя костяшками пальцев. — Мечом ли, уговорами, хитростью, как угодно. Змей под это нам с братом дружину даст и даже Четвертака из Кряжича с войском выгонит в чистое поле, где мы и сразимся.
Расстояние от двери до кресла Мечислав преодолел в три прыжка. На бегу вынул из ножен оружие и рубящим движением от плеча вогнал его в дубовую спинку кресла, расколов до середины. Поражённые бояре вытянулись, боялись сделать лишнее движение. Князь невозмутимо повернулся, и с улыбкой, которой позавидовал бы сам Змей, тихо — на пределе слышимости, спросил:
— Вот я и хочу узнать, Опора, что же вам Змей обещал, что вы меня как родного в город примете?
Тяжёлое молчание воцарилось в Приёмной палате.
***
— Подумайте, пока что об этом, дорогая Опора. А у меня, извините, дела.
В полной тишине князь встал на трон, двумя руками ухватился за рукоять меча, и, будто находится в палате один, кряхтя и чертыхаясь, начал его раскачивать и выдёргивать.
Тихомир, сложив руки на груди, стоял у двери и, поочерёдно поднимая брови, смотрел на сидящих вдоль стен бояр. Волхв закончил чинить один лапоть, занялся другим. Твердимир, сурово выпятил нижнюю губу, нахмурился, став неотличимым от старшего брата. Даже золотые кудри стали как-то значительнее и величественнее. Особенную державность боярину придавала лежащая на рукояти меча правая рука.