Знаки безразличия
Шрифт:
Жёлтые и розовые пластиковые плитки на полу, клеенчатые обои в огромных выцветших розах, похожих на капустные кочаны, на маленьких гвоздиках под сушилкой в ряд развешан 'набор кухонного инвентаря' - ложка, шумовка, половник и ещё несколько загадочных инструментов, которыми редко кто пользуется. Такой же набор с красно-белыми деревянными ручками был и у Нины дома. Когда-то, наверное, эту кухню мечтали превратить в приятный уголок. Над плитой на полке, пушистой от налипшей на засохший жир пыли, символом несложившегося уюта торчал жостовский поднос
За столом, покрытым клеёнкой в красно-белую клетку, сидела немолодая полная женщина. Было видно, что перед походом в полицию она попыталась одеться прилично, но, видимо, вещи давно стали ей малы. Серые брюки трещали по швам на её широких бёдрах, розовая толстовка не сходилась на животе. Светлые волосы женщины были собраны в неаккуратный узел на затылке, красные глаза смотрели невидяще в одну точку.
Рядом, присев на подоконник, курил, стряхивая пепел в горшок с засохшим столетником, мужчина. Физиономия у него была опухшая, плохо выбритая, под левым глазом желтел след фингала. Когда они вошли, участковый насыпал в чашку растворимый кофе из бумажного пакетика 'три в одном'. Заметив Крайнова, он вытянулся во весь свой гигантский рост и уставился на вошедших с выражением тупого рвения на безусом, гладком, как у девушки, лице.
– Товарищ Крайнов, - поприветствовал он.
– Я - Зайцев, участковый. Вот, мать и отец пропавшей.
Вместо 'товарищ' у него получалось 'тэрищ'. Отрекомендовавшись, он машинально потрогал золотой ободок новенького кольца на безымянном пальце.
– Отчим, - не меняя позы и выражения лица, поправила женщина в розовой толстовке.
– Руслан. Отец Аси умер.
– Да что вы в самом деле, - вдруг вмешался отчим.
– Не пришла из школы - да. Но она у нас та ещё заноза в заднице, может, с мальчиком гуляет или ночевать к кому пошла.
Было видно, как ему хочется оказаться на диване с банкой пива в одной руке и пультом от телевизора в другой, но некоторое понятие о приличиях не позволяло заняться любимым делом, когда произошла небольшая неприятность.
– Она бы позвонила, - ответила мать, вертя в руках чайную ложечку.
– Я слышала на рынке, мол, педофил ходит, детей режет. Якобы, и труп в Каме нашли. Это правда?
– Нет, - коротко ответил Крайнов.
– Когда девочка должна была прийти?
– В семь самое позднее. Мы ужинаем обычно в восемь, а ей ещё уроки делать.
– Мы посмотрим комнату?
– спросил Крайнов.
– Пожалуйста, - устало сказала мать.
– Зачем?
– снова встрял Руслан.
– Что там искать?
– Да заткнись ты, вша Соликамская!
– вдруг зло выкрикнула женщина.
– В моём доме, моя дочь пропала, а он тут...
– Успокойтесь, успокойтесь, - забормотал Зайцев.
Вместо 'успокойтесь' у него вышло 'успэкэтесь', и он снова схватился за кольцо, как за спасательный круг.
–
– Пошли в комнату, - тихо сказал Нине Крайнов.
Комната была небольшая, тёмная и тесная - типичная комната в пятиэтажке. Вдоль одной стены громоздилась полированная мебельная 'стенка' с блестящими ручками. Многие дверки были приоткрыты, из них торчали уголки ткани и какая-то бумага. С одной ручки свешивался красно-чёрный вымпел местной футбольной команды. Возле телевизора стопкой лежали журналы и каталоги, поверх них - пластиковый контейнер из-под мороженого, полный подсолнечной шелухи.
Одна из секций 'стенки' была развёрнута боком, за ней виднелась маленькая тахта, на ней - кипа чистого белья. Рядом с тахтой стояла раскладная парта - столик и стул - за которой, очевидно, девочка готовила уроки. Эта парта подошла бы, пожалуй, для третьеклассницы, но никак не для девочки-подростка. К фанерной стенке секции был пришпилен плакат популярной рок-группы.
Большой диван, в разложенном состоянии занимавший полкомнаты, был наскоро застелен засаленным клетчатым пледом, на плюшевой спинке в ряд сидели пыльные мягкие игрушки.
– Асины вещи в этом шкафу, - тихо сказала, заходя в комнату, мать.
В глазах у неё стояли слёзы, она шмыгнула носом и вытерла лицо рукавом. От неё пахло жареным луком, потом и дешёвым шампунем.
– Вы сказали, что про педофила неправда... Тогда зачем вы здесь?
Сделав Нине предостерегающий жест, Крайнов ответил:
– Не буду вас обманывать, мы подозреваем похищение.
Женщина задрожала так, что завязки толстовки запрыгали у неё на груди. Закусив губу, чтобы не разрыдаться, она сказала тихо:
– Я виновата. Я. Давно надо было эту мразь выставить за дверь. Зажили бы как люди...
– Нам нужно работать, - перебил её Крайнов, открывая дверцу шкафа.
Кивнув, женщина быстро вышла из комнаты. Нина протиснулась в Асин уголок за шкафом. Выдвинула ящик тахты: там, вперемешку с бельём, лежали нарисованные акварелью открытки, старая кукла с одной ногой, несколько книг и журналов. Она уже хотела задвинуть ящик, когда что-то привлекло её внимание. Зацепившись за бортик ящика, вглубь тахты тянулась толстая нить. Подцепив пальцем, Нина дёрнула за нитку и извлекла на свет маленькую марионетку в жёлтом платье.
– Да не ори ты, дура!
– зашептала Рита.
– Он пожрать принёс.
Скрип усилился, и в потолке открылся люк. В подвал хлынул прохладный сырой воздух.
– Ну что, феечки, как дела?
– раздался тихий, вкрадчивый голос - не то мужской, не то женский.
– Выпусти нас, огрызок собачий!
– заорала Ася, вглядываясь в открывшийся квадратный лаз, где нельзя было разглядеть ничего, кроме темноты.
– Жить тебе, сука, надоело?
– Ай-ай-ай, как нехорошо, - затянул голос.
– Разве феи так себя ведут?