Знакомый незнакомец
Шрифт:
По крайней мере раньше.
Бенедикт сжал кулаки. И снова услышал слова Генри. Так же ясно, как в ту ночь, в Фолкстоне, когда Бенедикт стоял у окна, вдыхая соленый морской воздух.
«Уверяю, я намерен как можно скорее сделать это».
При звуке отрывистых гнусавых интонаций, типичных для королевской Англии и составлявших резкий контраст с сильным французским акцентом Рено, мир Бенедикта неожиданно покачнулся, и он вцепился в выступ под окном, чтобы не упасть. Он стоял, борясь с головокружением, пытаясь отдышаться, почти ничего не видя, а внутренности
Бенедикт вспомнил обещание, данное Эви и себе. Он заставит брата заплатить за хаос, внесенный им в жизни невинных людей.
У двери раздался скрежет металла о металл. В скважине поворачивается ключ!
Бенедикт повернулся к двери и приготовился к встрече. Сейчас он узнает, что задумал брат.
Начало восьмого утра… Эви сидела в постели, мысленно меряя шагами комнату. Пытаясь ослабить узел дурных предчувствий, накрепко завязанный в груди. После отъезда Ричарда прошло два часа, и в окно сочился тусклый свет еще одного облачного дня. Эви очень устала, потому что после прощания с братом спала урывками.
В дверь постучали. Эви подняла глаза.
– Войдите.
В комнате появилась мама. Вид у нее был сдержанный.
– Как ты сегодня?
Очень трудно было не нахмуриться. Эви хотела злиться на маму за то, что та встала на пути ее надежд на будущее. Но, зная об опасностях, поджидавших Ричарда и Бенедикта, она на время постаралась запрятать эти мысли в самый дальний уголок мозга. Для этого будет время… но позже. Кроме того, мама считала, что желает ей добра.
– Я чувствую себя немного лучше.
Мама помедлила у изножья кровати.
– Ричард сегодня утром уехал в Лондон. Оставил записку, и я подумала, что тебе захочется прочитать.
Она отдала Эви сложенную бумагу и скрестила руки.
– Выглядишь ты усталой, милая. Почему бы тебе не отдохнуть? Я вернусь через несколько часов посмотреть, как ты тут.
Эви кивнула. Мама ушла, закрыв за собой дверь. Эви пробежала глазами письмо. Там всего лишь говорилось, что Ричард вернулся в Лондон по важному делу и увидится с ними, когда они приедут в город. Никакого упоминания о Бенедикте, охотничьем домике или лорде Даннингтоне.
Бенедикт, Ричард, она сама – бессовестные лжецы. Вся эта гнусная история превращала их в людей, которых она ненавидела больше всего на свете. Необходимость обманывать родителей причиняла ей почти физическую боль. Она не могла сказать им, где Ричард и почему в нее стреляли. Может, именно это испытывал Бенедикт, когда был вынужден ей лгать?
А что обо всем этом думает отец? Насколько Эви знала, он считал убийцу браконьером, принявшим их за стадо оленей. Он не приходил к ней с того времени, как она слегла, и Эви не смела спросить маму, что с ним. Хотя во дворе сегодня было много народу и всадники то и дело приезжали и уезжали, Эви была уверена, что отец все еще дома.
За всю жизнь она никогда не чувствовала себя столь беспомощной.
Эви яростно воззрилась на повязку, молча и изобретательно проклиная свое увечье. Если бы не
Эви понимала, что несет чушь. Во всем виноват Даннингтон, а Бенедикт все равно поставит брата перед судом независимо от того, здорова она или нет.
Но это не важно. Ее увечье – та причина, по которой Бенедикт сорвался, и препятствие, которое не дает ей помочь ему. Хуже всего, оно – свидетельство нечестности Бенедикта по отношению к ней и ее семье.
И она ненавидела саму мысль об этом.
Эви в полном смятении откинула простыни, встала и подошла к коробке, в которой хранила письма Бенедикта. Она вдруг ощутила потребность увидеть его почерк, прочитать слова, честные слова, и узнать, что чувствует почти десять лет спустя. Пора перечитать его последнее письмо. Исполнить просьбу Бенедикта.Но сначала она решила прочитать остальные. Те, которые заставляли ее смеяться и чувствовать такую тесную связь с ним. После предательства она хотела уничтожить почти все, но, стоя перед пылающим в камине огнем, поняла, что не сможет. Сказала себе, что сохранит их в качестве напоминания о том, как могут больно ранить сладкие слова. Но в душе она понимала, что просто не хочет окончательно терять его. И оставила эти письма служить предостережением. Теперь мужчина никогда ее не одурачит.
Найдя связку, она поспешила лечь и укрыться. Развязала голубую ленту и взглянула на знакомый почерк, которым был написан адрес на первом письме. Разгладила то место, где было ее имя, ощущая неожиданный прилив эмоций.
Хастингс. Ее Хастингс. Бенедикт.Она развернула письмо и стала читать:
«Дорогая Эви! Поскольку сегодняшнее письмо не сопровождалось посылкой, позвольте напомнить, что я все еще жду вышивку, которую вы обещали мне прислать в прошлом послании. «Обиталище практически безграмотного олуха-шовиниста» – идеальное дополнение к моему дортуару, не находите?»
Она читала письма, одно за другим, и к тому времени, как закончила, было почти девять. Теплые капли ползли по щекам, и она поспешно стерла их ладошкой.
Она любит его.
И возможно, всегда любила и всегда будет любить. Не важно, как бы он ни называл себя. Какие бы тайны ни хранил в сердце. Он принадлежал ей, и она любила его.
Она подумала о том кошмаре, в котором жил Бенедикт. Он попытается арестовать брата. Она знала, что это означает, как бы ни старалась не думать об этом.
Его семья будет навеки опозорена.
Если графа Даннингтона признают изменником, у семьи отберут титул и все земли. Бенедикту никогда не позволят появиться в приличном обществе.
Она в ужасе закрыла глаза. И что это значит для нее?Прежде чем ответить на этот вопрос, она вынула пресловутое последнее письмо и медленно развернула. Оно выделялось среди остальных писем, потому что было сложено каким-то странным образом.
«Почти пять лет я выдерживал постоянные уколы
Резкого, несдержанного, отвратительно