Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
«Изучая „Трех мушкетеров“, — продолжал Эко, — я обнаружил, что Александр Дюма поселил Арамиса в доме на улице Сервандони, названную в честь известного итальянского художника и архитектора. Действие романа происходит в 1615 году, а Сервандони нарисовал фасад стоящей на площади церкви лишь столетия спустя, да и сама улица носит его имя лишь с 1806 года. Стало быть, Арамис жил на улице, которая не существовала. В конце концов я обнаружил, что улица Сервандони называлась раньше улицей Фоссуайёр (могильщиков). Так я порой пытаюсь найти противоречия в романе… Знаете, чтобы написать несколько строчек, мне иногда приходится терять несколько дней».
Конечно, Умберто Эко работает с компьютером и черпает что-то из Интернета, но он все же полагается исключительно на самого себя и подчас занят индивидуально-личностным
«Все всякого сомнения — это новая реальность. И сегодня мы не в состоянии предугадать, куда она нас заведет. Не так давно Интернет объединял 2 миллиона человек, потом 20, теперь уже 200 миллионов. При таких темпах развития почти невозможно давать какие-то путные прогнозы. Абсолютно непредсказуемо воздействие, которое Интернет окажет на страны третьего мира… Не исключено, что развитие киберпространства будет иметь не только положительные, но и негативные последствия. С одной стороны, в странах, где у власти находятся диктаторские режимы, увеличение количества информации — это прямой путь к революции. С другой стороны, избыток информации не сулит ничего хорошего. Слишком много — это то же самое, что ноль. Раньше я шел в библиотеку, рылся в каталогах, выписывал себе две-три книги по интересующей меня теме, нес их домой и читал. Сегодня я лезу в Интернет и с одного-единственного запроса получаю десять тысяч названий. И что прикажете с ними делать? В подобной ситуации десять тысяч книг равнозначны нулю» («Известия», 20 мая 1998).
Естественно, когда Умберто Эко говорил о соотношении книг и Интернета, никто не мог сохранить спокойствие: а что будет с книгой в будущем? Итальянский профессор улыбнулся и сказал: «Спите спокойно, книги никуда не денутся. Хотя бы потому, что Интернет пока что нельзя читать, лежа в ванной, а книгу можно».
Спасибо, Умберто, ты нас утешил. У Всеволода Рождественского есть сонет:
Стареют книги… Нет, не переплет, Не тронутые плесенью страницы, А то, что там, за буквами, живет И никому уж больше не приснится. Остановило время свой полет, Иссохла старых сказок медуница, И до конца никто уж не поймет, Что озаряло наших предков лица. Но мы должны спускаться в этот мир, Как водолазы в сумрак Атлантиды, — Былых веков надежды и обиды Не только стертый начисто пунктир: Века в своей развернутой поэме Из тьмы выходят к Свету, к вечной теме.И, как справедливо замечал испанец Рамон Гомес де ла Серна: «Оказывается, лучшие киносценарии уже написаны в XVI веке — Шекспиром!»
Добавим еще и строки Георгия Иванова:
Поэзия: искусственная поза, Условное сиянье звездных чар, Где, улыбаясь, произносят — «Роза» И с содроганьем думают: «Анчар». Где, говоря о рае, дышат адом Мучительных ночей и страшных дней, Пропитанных насквозь блаженным ядом Проросших в мироздание корней.Итак, книга, по Умберто Эко, все же останется. Компьютер навязывает свой темп, необходимый для прочтения банковского отчета, метеосводки, но Платона, например, так читать невозможно, считает Эко. По его мнению, книга — пока все еще самая, экономичная, гибкая и практичная форма транспортировки и передачи информации.
«Главная опасность новой электронной цивилизации, — говорит Умберто Эко, — не исчезновение книги как таковой или любого
Проясним отношение Эко к телевидению. «Я люблю телевидение — говорит он, — точно так же, как я люблю ветчину и машину. Но я не провожу всю свою жизнь за поеданием ветчины или за рулем. Я каждый вечер провожу перед экраном один час, просматривая фильм или что-нибудь еще… Телевидение и Интернет не должно превращаться в наркотик!»
Всегда интересно узнать, как строят свою жизнь знаменитые люди, добившиеся успеха, может быть, нам хочется разгадать их секрет? Умберто Эко в своей постоянной работе и в своем творчестве непременно пробивает окошечко и на какое-время куда-то уезжает, забывая и телевидение, и компьютер. «Иногда месяц, два живу без автомобиля, — говорит он. — Очень, скажу вам, полезно. Это ведь старая еврейская идея шабата, субботнего отдыха и воздержания, — в течение какого-то времени ни до чего не дотрагиваться, даже свет не включать… дать отдохнуть своему телу».
И, конечно, голове. «У меня полно идей, но это слишком много — нужна только одна».
Не знаю, как другим, а мне это состояние очень близко: я постоянно в плену у многочисленных идей — написать то-то и то-то, а сил уже не так много, и надо из множества идей выбирать только одну.
И еще один деликатный вопрос: деньги. «Что вы делаете с деньгами?» — спросил однажды у Умберто Эко один из журналистов и получил следующий ответ: «Деньги становятся серьезной проблемой, если их нет. Когда они появляются, то на них не обращаешь внимания. Вообще не надо быть пленником денег… До 50 лет я был далеко не богат, но никогда не воспринимал это как трагедию. На что я расходую деньги? Главное для меня — иметь в кармане какие-то деньги, чтобы взять такси…»
Браво, Умберто! Взять такси, когда захочешь, — какая маленькая свобода! Но какая приятная…
Таков вкратце портрет Умберто Эко, родившегося 5 января 1932 года. За 56 дней до моего рождения — он уже пищал и сучил ножками… И в дальнейшие годы я все время плелся позади своего коллеги, члена «Клуба 1932»; он — профессор, а я даже не кандидат наук; он — всемирная знаменитость, а я — всего лишь «один из» — один из современных русских писателей; он читает лекции в университетах мира, а я лишь скромно выступаю перед читателями московских библиотек; он курит, а я — нет; он играет на флейте, как Вуди Аллен на кларнете, я не играю ни на одном музыкальном инструменте…
Он — я… и так без конца. Единственное, что нас объединяет с Умберто Эко — это ирония. У нас один взгляд на жизнь — грустный и иронический.
Драматурги
В театр приходят не смотреть слезы, а слушать речи, которые их исторгают.
Романист может потерять читателя на протяжении нескольких страниц; драматург не может; позволить себе потерять зрителя ни на минуту.
Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью.
Корифей комедии нравов
У истоков мирового театра стояли древние классики Еврипид, Софокл и Эсхилл. Не будем тревожить их тени. Обратимся в средние века. Там царствуют три имени: Гольдони, Бомарше и Мольер. Мольера не трогаем: после Михаила Булгакова и рука не поднимается. И вот о Гольдони и Бомарше поговорим-повспоминаем немного.