Золото
Шрифт:
Ответа не последовало. Софи склонила голову к плечу. Понять что-либо по ее глазам было невозможно.
– В чем дело? – спросил Джек.
– Папа, а ты когда-нибудь бываешь в себе неуверен?
– Я? Нет. Я всегда уверен в себе.
– У тебя голос уверенный.
– Ну да. Потому что я сам такой.
– Пап?
– Что?
Софи зажмурилась, сглотнула подступивший к горлу ком и побледнела.
– Ничего.
– Тебя подташнивает?
– Нет.
Джек потрогал ее лоб.
– Ты немножко горячая.
– Все в порядке.
Джек сидел рядом с ней на полу и держал
Впасть в тоску можно только в том случае, если ты позволял себе привязываться к мелочам; если разрешал россыпи мгновений соединиться и потянуть тебя вниз, перенося по глупости эти мгновения на всю твою жизнь. А если ты вот так сидел на полу в кухне, наслаждаясь прикосновением босых ступней к плиткам, согретым теплым апрельским солнцем, и вдыхал запах своего ребенка – запах тепла и лекарств, тогда все было отлично.
Хорошо, что он гонщик. Переносить тренировки, особенно боль, с которой связаны спринтерские гонки, можно, только если воспринимаешь жизнь по доле секунды. С этим ощущением ты пересекал финишную черту, входил в раздевалку, а затем выходил в обычную жизнь, перебросив через плечо сумку с комбинезоном, мокрым от пота. Одно-единственное мгновение боли никогда не становилось невыносимым, если только ты не позволял ему соединиться с другими мгновениями – по обе стороны от него. Атомы времени можно обучить действовать четко, внутри жестко разграниченных кабинок дня.
Софи прижалась к Джеку и заснула. Он улыбнулся. Ему казалось, что он слышит, как гудят световые мечи в снах его дочери.
В кухню вошла Кейт и устремила на дочь с мужем любящий взгляд. Сегодня она выглядела такой усталой! Джек понимал, что жене тяжелее, чем ему. Она слабела и страдала от того, что слабеет и страдает дочь, и с этим ничего нельзя было поделать. Джек заставлял себя верить в химиотерапию, но знал, что Кейт постоянно спрашивает себя, нельзя ли каким-то образом вырвать из груди сердце и протянуть его богам, наколов на заостренную палочку? Порой ей казалось, что именно это она упустила в своей решимости сделать для Софи все возможное. По вечерам Кейт долго не ложилась спать – изучала анализы крови Софи, а по утрам вставала пораньше, чтобы испечь особый хлеб с зернами полевых злаков и пониженным содержанием клейковины. А еще она пропускала тренировки, стараясь устроить что-нибудь для поднятия духа Софи – вроде вчерашнего путешествия на «Звезду смерти».
– Ребята… – проговорила Кейт.
Ее голос разбудил Софи. Она выпрямилась и смущенно взглянула на отца. Глаза ее были пугающе пусты, как у рыбы.
У Джека перехватило дыхание. Страху, который он старательно держал под контролем, хватило одного ее взгляда, чтобы показать, насколько зыбка выстроенная
А когда он снова посмотрел на дочь, то увидел обычные глаза Софи.
Он поежился.
– Не завести ли мне бодрящую музыку, а? Софи в ужасе вытаращила глаза.
– Не-е-е-ет!
Джек вскочил на ноги, подсоединил свой айпод к музыкальному центру и выбрал запись, на которой сводный оркестр шотландских волынщиков исполнял марш, изначально предназначенный для изничтожения англичан с расстояния в пять миль – даже при ветре, дожде и тумане. Кейт поспешно выскочила из комнаты. Джек прибавил громкость.
На полках задребезжали кубки. Застучали и зазвенели окна. «Представляю, как морщатся соседи, небось, затыкают уши…» – ухмыльнулся Джек. Дома разделяла невысокая стенка, которую он предпочитал считать оборонительным валом Адриана.
Джек поднял Софи на ноги и проорал во всю глотку:
– Господи боже, Софи! А ну-ка перекричи эти волынки и скажи мне, что чувствуешь себя лучше!
Софи заткнула уши пальцами.
– Не помогает!
– Что ты такое сказала, моя уже совсем большая девочка? Не слышу! Мешают четыре тысячи шотландцев в клетчатых юбках. Они посылают лейкоз куда подальше!
Софи изо всех сил попыталась нахмуриться, но не выдержала и улыбнулась.
– Молодчина!
Они еще с минуту слушали марш, Софи даже удалось немного поплясать с отцом. Джек был счастлив. Счастья во Вселенной вообще-то имелось весьма ограниченное количество, и он вполне мог представить, что где-то на земле отец другой больной девочки слушал «Реквием» Моцарта и даже не думал плясать.
Когда Софи отдышалась, Джек вынул из холодильника батончик «Марс», разломил пополам и протянул половинку дочери.
– Съешь, – посоветовал он. – Все, что нужно для жизни, это карамель, шоколад, а еще – таинственное бежевые таблетки. Витамины, наверное.
Он усадил Софи на стул и стал смотреть, как она жует. Оркестр умолк.
– Пап, можно тебя спросить?
– Конечно, моя девочка. О чем?
Софи вздохнула. Судя по выражению лица, Джек был сейчас для нее не самым ярким источником света.
– С мамой все в порядке?
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
Софи опустила глаза и покраснела. Положила руку на стол, вторую – поверх нее, поменяла руки местами. Она повторяла эти движения все быстрее.
– Так в чем дело? – спросил Джек. Софи резко опустила руки.
– Она хорошо тренируется? Как надо?
– Конечно.
– А вчера не из-за меня пропустила тренировку?
– Нет. У нее по расписанию был выходной. И у меня, и у Зои.
– Честно?
Джек перекрестился.
– Вот те крест!
– Хочу, чтобы мама выиграла золото в Лондоне.
– Я тоже хочу.
– Ее очередь, пап. Джек вздохнул.
– В спорте очередей не бывает. Выигрывает тот, кто быстрее.
Софи смотрела на него в упор.
– А вдруг она не будет самой быстрой из-за меня? Джек погладил дочь по щеке.
– Послушай, Софи. Вот если ты спросишь маму, она наверняка скажет тебе, что в жизни есть многое поважнее побед.
Софи отвернулась. И Джек тут же понял, что сморозил глупость. Он повернул дочь к себе. Она понурилась, опустив плечи.