Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

будто распяленная рыба леж ал в простынях, чувствуя

свою наготу и слабость выхудавшего истомленного те­

ла.

— Ишь, чего задумал. А ну надевай штаны и рубаху,

поди в огород. Чтобы на моих глазах тебя не было!

Картош ка не окучена, мати с ног сбилась, а он, как

утельга, лежит тут.

Геля поднялся на дрожащ ие ноги, сделал шаг, как

годовалый младенец, его пошатнуло, но он оперся о ни­

келированную спинку кровати и удерж ался, прислу­

ш ался к

себе и удивился, что еще жив. М ать стояла

сзади, и Геля не мог видеть, как дрогнуло ее враз по­

старевшее лицо, а покрасневшие глаза набухли слезой:

она глядела на худую желтую спину сына, на острые

лопатки, выпирающие из майки, и ей хотелось обнять

такое родное тело. Но, сдержав свою жалость, она еще

раз обеж ала взглядом его и увидела широкие ступни,

подумала: «Отцовы ноги-то», рассмотрела руку на

спинке кровати и опять подумала: «Отцова рука-то,

столь ж е короткопала». Уже сколько лет прошло, как

погиб муж, сгинул на войне ее Андрюша, а поди ж ты,

помнила всего и теперь узнавала его в своих детях.

Сдерж алась Л изавета Чудинова, проглотила слезу и

сурово прикрикнула:

— Поди, поди, чего встал! Ести не хошь, дак так и

поди. Кирка в сенях за дверью.

Геля с тоской и недоумением глянул на мать, но

глаза ее были по-прежнему суровы. Задыхаясь, натя-

298

пул спортивные брюки, мать пыталась помочь застег­

нуть на груди рубаху, но Геля оттолкнул ее руку и как

старый старик пошел прочь. На крыльце он задохнул­

ся от солнца и густого, пахнущего дорожной пылью и

смородиной воздуха, он ослеп от синего небесного во­

дополья: казалось, бесшумная глубокая река накати­

лась на него сверху и утопила его в себе. Ноги его по­

догнулись, Геля ошалело сел на порожек, подставляя

голову палящему оолнцу, огромному, как тележное ко­

лесо; черные жирные мухи толклись у нагретой стены,

норовили попасть в сени, откуда доносило рыбой и хле­

бом. Геля сбросил тапочки и пошел босиком по мост­

кам, а потом по меже, густо поросшей розовой кашкой

и подорожником.

Земля на грядах уже не пахла ничем, картофельная

ботва с трудом проклюнулась сквозь залубеневшие, по­

крытые плесенью торфяник и глину, на которых веком-

то ничего путного не росло, но мать вот каждый год

убивалась с ними с весны и до осени: то по пояс в гря­

зи и болотине, то ломая закаменевшую землю киркой.

А за весь труд — в лучшем случае пять мешков кар ­

тошки. Н авоз был нужен землице: иссохлась, иструди-

лась

она — из года в год шла картошка по картошке,

и потому соков больше не стало, чтобы усердно рожать

ее без болей и болезней. Но где навоз ухватишь? Сво­

ей коровенки не держали, и на скотном не очень попро­

сишь, хотя оттуда, что и говорить, навоз попусту

на ветер уходит: свезут на поля посреди зимы — моро­

зами его продубит, прокалит, ветрами продует, вешни­

ми водами под угор всю его питательную силу смоет,

где и без того бойко прут в рост дудки-падреницы, — а

землице опять одна пыль достается. В общем, ни в а ­

шим ни нашим.

А теперь-то вроде бы и не нужны гряды — некому

нынче за стол садиться. Это в ранешние годы ведер­

ный чугун с картохой едва закатиш ь на стол, не успе­

ешь и оглянуться, как всю расклюют скорехонько, толь­

ко горы шелухи по всей столешне. А ныне много ли

одной надо — три картошины, не более, не в два же

брюха пихать, а на зиму пуда два, хватило бы и ма-

газинской по самое горло. Но по старой привычке би­

лась Л изавета Чудинова на огороде, мешая злому чер­

тополоху и сурепке снова взять силу, запустошить землю.

299

Знал Геля о материных мытарствах, слезные длин­

ные разговоры об огороде осточертели ему, и он все

советовал: «Бросай ты его к лешему, зачем ломать

спину? Так же соседям картошку раздариш ь, соседские

поросы без спасиба слопают». И сейчас с ожесточени­

ем оглядел он длинные гряды и куцые, посмирневшие

от ж ары картофельные пипочки, которые нужно бы

присыпать землей, окучить, обрыть, чтобы им захоте­

лось жить и, пыжась, карабкаться вверх. Геля лениво,

преодолевая слабость и головокружение, ткнулся кир­

кой в железную землю и сразу задохся, растерянно ог­

лянулся вокруг, словно бы отыскивая местечко, где луч­

ше умереть ему...

Незаметно для себя Геля отвлекся от дурных мыс­

лей, забыл о черной собаке с желтыми бровями, словно

и не было никогда этого бреда, а осталась лишь телес­

ная слабость и не до конца изжитая тоска, но на гря­

ды даж е глядеть было тошнехонько, и он повалился на

межу, в мелкие ромашки, ощущая терпкий запах зем ­

ли. Он вгляделся в голубое, слегка выцветшее водо­

полье неба, по которому редко плыли облака, прозрач­

ные, как березовый дым, и ему сделалось вдруг по-на­

стоящему грустно и печально — это была та сладкая