Золотой ворон
Шрифт:
– Да.
– Если ты не хочешь принять это от меня, то, по крайней мере, попроси что-нибудь у медсестер, когда мы вернемся на стадион.
– Ксавье дал ему последний шанс забрать баночку, прежде чем навсегда спрятать ее в карман.
– Мы так близки к тому, чтобы задействовать тебя в полную силу. Не позволяй небольшому безрассудству отодвинуть тебя на второй план.
– Я не безрассуден, - сказал Жан.
– Я доверюсь тебе. Не заставляй меня сожалеть об этом.
Ксавье предоставил Жана самому себе до конца тренировки, но от Жана не ускользнуло, что его улыбка была не совсем уместной, когда он болтал
Сквозь встревоженное «Где твоя ярость?» Ксавье прозвучало более спокойное «Ты злишься не из-за того, что действительно важно» Джереми, произнесенное в мае этого года. Как легко они говорили о возмущении, эта команда, которая отказалась бороться. Как лицемерно, как утомительно. Что эти добродушные дети знали о гневе?
Не менее раздражало и то, как трудно было сосредоточиться этим утром. Он потратил годы на то, чтобы похоронить все худшее, что обрушил на него Эвермор, сдерживая все, что мог, заставляя себя забыть то, что не мог. Они с Грейсоном были товарищами по команде слишком много лет, чтобы испытывать такое потрясение днем позже. Но, даже погружаясь в кровавые воспоминания, он понимал, что легкого пути преодолеть это, не будет. Если бы он перестал думать о Грейсоне, ему пришлось бы думать о других вчерашних посетителях, а это был путь, по которому Жан отказывался идти. Это было слишком тяжело вынести; горе и ужас, несомненно, сломали бы его пополам.
Наконец-то они закончили утреннюю тренировку. Троянцы побежали обратно на стадион, чтобы быстро принять душ, прежде чем Лисински отпустила их на обед. Как обычно, Жан финишировал первым и отправился ждать на скамейку возле шкафчика Джереми. Это оказалось ошибкой, так как этим утром большая часть нападающих была с полузащитниками в другом зале для совещаний. Только их молодняк видел Жана в тренажерном зале. Остальные пятеро сегодня впервые увидели Жана крупным планом.
Дерек Томпсон, который в понедельник нелепо представился первокурсникам как «Большой Ди», прибыл первым. Он провел щеткой по своим тугим кудрям, разглядывая Жана, и, наконец, сказал:
– Ты выглядишь не так уж привлекательно, - когда к ним присоединился Деррик Аллен. Дерек подтолкнул локтем своего напарника, чтобы привлечь его внимание, но свои слова адресовал Жану.
– Это правда, что тебя сегодня отстранили от схваток?
– Да, - сказал Жан.
– Хорошие новости для тебя, раз уж ты до сих пор не понял, как с ним обращаться, - сказал Деррик с неподдельным весельем. – Смотри, на следующей неделе он надерет тебе задницу.
Жан ожидал бравады, но Дерек только сказал:
– Да, наверное. Было бы лучше, если бы это произошло сегодня.
– Деррик, казалось, тоже был удивлен честностью, но Дерек ткнул щеткой в сторону Жана, прежде чем убрать ее в свой шкафчик.
– Посмотри на него, он такой напряженный, что я невольно начинаю нервничать.
– Хорошее слово, - сказал Эштон Кокс, проходя мимо них, чтобы одеться.
– Становишься слишком умным для этой команды, да?
– Дерек постучал пальцем по виску.
– Я просто хочу сказать, что, швырнув кого-нибудь в стену
– Ты просто хочешь подраться с кем-то твоего роста, - сказал Деррик, как будто сам он не был ростом почти в шесть футов.
– Если ты добьешься согласия тренера Л., я буду следующим.
– И я, - сказал Набиль Махмуд, когда появился, а затем спросил: - О чем мы?
– Дерек хочет, чтобы Жан стал диким, - сказал Деррик.
Джереми успел вовремя услышать этот комментарий, и этого было достаточно, чтобы остановить его в конце ряда.
– Я бы предпочел, чтобы мы не шли по этому пути, - сказал он, переводя взгляд с одного товарища по команде на другого.
– Жан согласился играть по-нашему в этом сезоне. Несправедливо просить его использовать жестокость Воронов на летних тренировках, когда в августе к нему будут предъявляться другие требования.
– Я не пытаюсь его переубеждать, кэп, - сказал Дерек, - но у него такой же взгляд, как у моего брата, когда он делает какую-нибудь дурость.
– Я не дурак, - сказал Жан.
– Нет, я не...
– Дерек запнулся и спросил Джереми: - Еще раз, насколько хорош его английский?
– Лучше, чем твой французский, - сказал Жан, и Дерек поднял руки в знак самозащиты.
– Достаточно хорош, чтобы сказать тебе, что твои неудачи в наших схватках на этой неделе связаны с твоими слабостями, а не с моими сильными сторонами. Ты потратил столько времени впустую, уступая как Троянец, что не помнишь, как их удержать. Неудивительно, что противники могут задавить тебя, как нежеланную собаку.
– Эй, эй. Почему мы обижаем собак?
– Спросил Тимоти Айтцен, появляясь рядом с Джереми, и Жан махнул рукой на всю линию, как на безнадежное дело.
Он протолкнулся мимо них к скамейке запасных, но вид стольких товарищей по команде, собравшихся там, утомил его. Смешно, но в такой большой и светлой раздевалке сегодня было еще более душно, чем в Гнезде, но Жан повернулся и пошел дальше. Он переходил из одной комнаты в другую, стараясь держаться подальше от тренерского зала и, в конце концов, оказался возле медкабинетов. Он прижал большой палец к запястью, пытаясь нащупать боль, которая утихла еще до того, как они вернулись из Лиона.
В течение лета три медсестры Троянцев сменяли друг друга на дежурстве: одна оставалась на стадионе, а две другие дежурили в медицинском центре кампуса. Сегодня Эшли Янг была на месте. Жан и не подозревал, что в комнате есть радио, но Янг в такт музыке вертела вилкой, одной рукой листая папки. Осознав, что он прерывает ее обед, он отступил на шаг и скрылся из виду, но она, должно быть, заметила движение боковым зрением.
– Заходи, - позвала она, и Жан, собравшись с духом, шагнул обратно в дверной проем.
Она закончила просматривать страницу, прежде чем поднять глаза, и осознание заставило ее на мгновение замереть.
– О, - сказала она, отодвигая свой ланч в сторону и выключая радио.
– Жан, я рада, что ты заглянул. Пойдем со мной.
Они перешли в ту же палату, в которую вчера Реманн поместил Жана, и Янг быстро осмотрела его покрытое синяками лицо и челюсть. У нее была возможность просто сорвать с него бинты, но Янг только осторожно прикоснулась кончиками пальцев к пластырю и спросила: - Ты не возражаешь?