Зона бессмертного режима
Шрифт:
И понесла нелегкая Данилу Бродова на берег Красного моря. Вечер сменялся ночью, на небо высыпали звезды, в воздухе чувствовалась свежесть. Реалии к купанию не располагали, отнюдь. Хоть Египет и Африка, цветной континент, а против природы не попрешь – зима.
«Ладно, какие мелочи, Зизи». Бродов поежился, глянул на Луну, разделся до трусов и принялся готовиться к заплыву. Собственно, все это не высшая математика и не бином Ньютона. Телефон в непромокаемое портмоне, портмоне на ремешок, ремешочек на шею, часам и так не будет ничего, до ста пятидесяти метров глубину выдерживают. Все, порядок, ажур, можно в воду.
Тянулась по морю лунная дорожка, светились окна номеров, с экспрессией, споро работая конечностями, плыл Даня Бродов под звездами Египта. Дышал по всей науке, гнал волну, шел вольным стилем в открытое море. И почему-то ничуть не удивился, заметив вскоре незнакомку – голова ее в полутьме напоминала белую хризантему. Какая там купальная шапочка, какое там благоразумие, какое что…
– А ты неплохо плаваешь, – одобрила она, изящно подгребла поближе, и Бродову сделалось жарко – купалась незнакомка в чем мама родила.
– У тебя тоже неплохо получается, – хрипло ответил он, справился с дыханием и трудно проглотил слюну. – Может, ты русалка?
Трусы его натянулись, как парус, превратились в оковы и вроде бы уже трещали по швам. Ох, верно говорят, что у мужиков после сорока основные проблемы с потенцией.
– Нет, я не русалка. – Незнакомка хмыкнула, перевернулась на спину и выставила по колено из воды стройную, с точеной щиколоткой ногу. – Меня зовут Дорна. Я тоже офицер. По званию что-то вроде вашего подполковника. Ты, кстати, книжечку-то прочитал? Впечатлило?
Волнующе белела грудь, эффектно выделялись бедра, жемчужно, рыбьей чешуей блестели в педикюре ногти. Трусы у Бурова, да и он сам держались на последнем дыхании. Однако как ни кипели гормоны, как ни стучал кувалдой основной инстинкт в серое вещество гипоталамуса, он все же головы не терял, а потому с усмешечкой спросил:
– Вашему подполковнику? Хм? А кто ж тогда наши? А книгу прочитал, это действительно источник знаний.
– Наши – это те, кто не делит людей на своих и чужих. Человечество едино. – Дорна перестала улыбаться, с плеском убрала ногу и, перевернувшись в вертикаль солдатиком, стала придвигаться к Бродову. – Если мы это не поймем, то так и будем грызть друг другу глотки.
– Нет, ты не русалка, ты философ, – сделал вывод Бродов, тяжело вздохнул и тоже встал солдатиком, правда, бочком, чтобы дама невзначай не напоролась. – Не знаешь случаем, а что это за ребятки мне насекомых сунули в постель? Где бы их найти? – негромко так сказал, почти шепотом, но получилось страшно.
– Не заморачивайся, расслабься, – успокоила его Дорна, тряхнула головой и сделала еще гребок навстречу. – Клопы – это так, мелочь, перестраховка, выстрел наугад. А вот как только те ребятки удостоверятся, что ты это действительно ты, они постараются тебя убить. Так что долго беседовать нам пока нельзя, я единственное связующее звено. Давай поговорим завтра. Ты ведь едешь в Карнакский храм?
Нет, блин, она не философ – страшный человек, телепат.
– Угу, еду, – сознался Бродов, очень по-мужски вздохнул и повернулся еще больше боком, потому как расстояние все сокращалось. – Скажи, ведь это ты меня зовешь во сне? Куда? Покайся, женщина,
Он уже явственно чувствовал, как пахнет от нее – морем, солью, травами, ухоженной кожей. Это был тот самый запах женщины, от которого мужчины сходят с ума.
– Вот об этом-то мы завтра и поговорим. – Дорна показала белые, словно сахарные, зубы и сделала еще гребок навстречу, приблизившись почти вплотную. – Там, у священного бассейна, есть задрипанная кафешка. Напротив нее, левее водоема, находится гипостильный зал в развалинах. Там я и буду ждать тебя, у самой дальней от кафешки колонны. Сообразил? Бери с собой все самое необходимое, сюда ты уже больше не вернешься. Обратной дороги нет.
Она приблизилась к Бродову вплотную, твердо заглянула в глаза и вдруг порывисто, без всякого перехода, крепко обняла его за шею. Помедлила, прильнула в поцелуе, погладила вздыбленную плоть.
– Мы еще будем вместе, потерпи.
Резко, с каким-то стоном, отстранилась, сверкнула ягодицами и, не прощаясь, поплыла кролем. Причем поплыла-то не к берегу – в сторону моря. Ну, блин, и впрямь женщина-загадка. Наговорила всего, что голова пухнет, растравила душу и воображение и свинтила в направлении фарватера, оставив в бледном виде, с мыслями и с эрекцией. А потом еще небось и во сне заявляться будет, давить на психику своим певучим голосом.
«Значит, говоришь, потерпеть», – усмехнулся Бродов, тронул губы языком и, почувствовав, что весь дрожит, энергичным брассом пошел к берегу. Буйное воображение неизвестно почему рисовало ему картины в стиле Босха: вот из зловещих морских глубин поднимается рыба-кит, раскрывает свою хищную пасть и пытается отхватить у него, Бродова, это самое вздыбленное, все никак не успокаивающееся. Все блестит, блестит глазищами, страшно топорщит плавники, щелкает в опасной близости своими жуткими зубищами… О-хо-хо-хо-хо.
Однако ничего такого страшного не случилось: Бродов при всем своем доплыл до берега, быстренько оделся и, стуча зубами, двинулся в апартаменты – на воздухе было куда прохладнее, чем в воде. Затем был горячий душ, растирание полотенцем и вдумчивое одевание – неспешное, обстоятельное, после тщательной проверки на вшивость. Эти сволочи внедрили «насекомых» в сумку, в куртку, в обувь, в ноутбук, в белье и даже в дезодорант. Причем не только простеньких доносчиков-клопов, тупо барабанящих в эфир, что услышат, нет, еще и элитных, интеллектуальных кровей, натасканных привлекать к себе внимание [76] . Вот гады.
76
То есть речь идет о радиомаяках, устройствах, с помощью которых определяется местоположение объекта.
«Ладно, разберемся. Вы еще, ребята, пожалеете. Очень». Бродов наконец остановился на достигнутом и начал было думать о перекусе, как вдруг проснулся местный телефон. Звонил потомственный колдун, судя по голосу поддатый.
– Даник? Это Алик. Ты меня уважаешь? А? Что? Тогда давай к нам. Сюда. Ко мне. В номера. У нас здесь так весело. Весело. От родины вдали. Снега России, снега России, где хлебом пахнет дым. Давай двигай, я тебе говорю. Мы тебе говорим. Всем, блин, обществом говорим. Дамским.