Зов Оз-моры
Шрифт:
– Какое мирское имя у вашего ребёнка? Никита? – спросил он.
– Я родила в день преподобного Никиты, – ответила Ведь-ава.
– Так мальчика и окрестим. У нас ведь почти две дюжины святых с этим именем.
Отец Афанасий попросил Марё раздеть Никиту и громко огласил его имя, хотя в храме не было никого, кроме родителей малыша, самого священника и крёстной матери с крёстным отцом.
Вирь-ава и Егор встали спиной к алтарю и начали плеваться в сторону запада,
– Крещается раб божий Никита во имя Отца, и Сына, и Святаго духа! – забасил отец Афанасий.
Окунув младенца ещё два раза в купель и наложив на его лоб печать дара Святого Духа, священник с облегчением вздохнул: «Ну, вот и всё!» – и сразу же безвольно плюхнулся на скамью.
– Плохо мне, Марё, совсем плохо! – прошептал он. – Уйду я скоро на радость епархии. Они только и ждут моей смерти. Отстранить не могут, я же людьми избран[2]. Боюсь я за Вельдеманово.
– А чего боишься-то за село? – спросила Ведь-ава. – Кого-нибудь ещё выберут. Свято место пустым не останется.
– В том-то и беда, что нет здесь никого, кто бы мог меня заменить. И поблизости тоже нет. Мы уж лазутчиков посылали разузнать, есть ли в окрестных сёлах попы, которые и на кереметях поют. Переманить их думали… но не оказалось таких! Когда умру, епархия своего батюшку пришлёт. Тогда не забалуют вельдемановцы! На поляну с оглядкой станут бегать, а то и вообще забудут туда дорогу.
– Чем я тебе помогу? Может, мой сын когда-нибудь и станет святым отцом, но ему и двух месяцев от роду нет. Вырасти ему надо.
Отец Афанасий откинул голову назад и побелел. Камилавка слетела с его головы. Он снял крест и трясущимися пальцами расстегнул ворот однорядки[3].
– Задыхаюсь, – словно извиняясь, прошептал он. – Голова раскалывается, сердце давит… Ты же богиня. Самая сильная из всех богинь. Сделай что-нибудь!
Ведь-ава взяла лежащий рядом с купелью ковшик, зачерпнула им святую воду, всыпала в корец какой-то порошок и размешала.
– Пей, батюшка! Поможет, но ненадолго,– печально сказала Ведь-ава. – Молодость я тебе не верну. От болезни сердца тебя не излечу, но от Ада спасу. Ты ведь не надеешься оказаться в Раю, оз-атя Учват?
– Нет, – тихим бессильным голосом ответил отец Афанасий.
– И правильно! Нечего там тебе делать. Произнеси всего четыре слова, и ты избежишь Ада.
– Какие же?
Ведь-ава строго посмотрела на батюшку и протянула берёзовый веник, невесть откуда оказавшийся в её руках.
–
– Ах ты, дьяволица! – вскрикнул отец Афанасий. – Хочешь, чтоб я душу тебе отдал?
– Брось! Я тебя от Ада спасаю, а ты говоришь «дьяволица».
– Может, у тебя ещё хуже, чем в Аду?
– Не хуже, уж поверь, – засмеялась Дева воды. – Черти там не будут тебя жарить, да и нет их в моём мире. Решайся, святой отец! Я тебя не принуждаю. Выбор за тобой.
– Моя вайме отныне твоя! – прошептал отец Афанасий, схватившись за веник.
– Вот и чудно! – воскликнула Ведь-ава. – Будешь услаждать меня по вечерам своим глубоким басом. Впрочем, у нас будут дела и посущественнее…
– ---
[1]Ливтяк кода комоля! (эрз.) – Лети как хмель! (скорее вылезай из утробы матери).
[2] До реформ Петра Первого священников на Руси избирали прихожане.
[3] До реформ Никона священники носили кафтаны-однорядки.
Глава 36. Первый дозор
После завтрака Денис нашёл женин крестик и протянул Варваре.
– Это для чего? – удивлённо спросила она.
– Стрельцы и мастеровые – люди кщёные. Они во Христа веруют. Ты среди них теперь жить будешь. Придётся носить крест и в церковь ходить.
Она сокрушённо вздохнула и повесила крестик на шею. Затем принялась сурьмить брови, белить лицо, румянить щеки и жаловаться на судьбу: «В Вирь-ате я ничего такого не делала, а мужики всё равно на меня засматривались. Ну, что за радость быть стрелецкой женой? Куда я попала?!» Лопотала она по-мокшански, да ещё и скороговоркой, и Денис ничего не мог разобрать в мелком бисере звуков её речи.
Наконец, Варвара накрасилась и приоделась, и муж повёл её к пригорку, где возводился дом. Когда чета подошла к своему будущему дому, древоделы уже положили на морёные колоды нижний дубовый венец сруба. Неподалёку сверкали смолой очищенные от коры сосновые брёвна. Денис взял топор и бросился помогать мужикам, извинившись, что из-за болезни жены пришёл слишком поздно. Варвара подошла к старшему плотнику.
– Не поплывёт дом по весне?
– Мы до хрена срубов зимой поставили, – ответил тот. – Ни один ещё не повело.
– Значит, ничего, что в мороз избу рубите?
– Не боись, хозяйка! Так даже лучше. Дерево зимой сухое. Не растрескается, гнилью не тронется. Изба дольше простоит. И дети твои в ней будут жить, и внуки, и правнуки…
– Далеко смотришь! – усмехнулась Варвара. – Кто ж знает, как судьба повернёт?
– Ежели супруг твой погибнет, – сказал плотник. – То изба всё одно тебе достанется. Под забором не сдохнешь. Тут такой порядок, хозяйка.