Звенья одной цепи
Шрифт:
Она не должна драться.
Бой – мужское дело.
– Дама не находит ваше общество приятным.
Мужчина не обернулся, хотя и отчетливо расслышал мои слова, зато прорычал:
– Проходишь мимо и проходи, не задерживайся!
– Только после вас и ни мгновением раньше.
– Сам, что ли, глаз на нее положил?
– Положил, снял… Мои глаза – мое дело.
– А мы сейчас посмотрим, какое дело чье…
Он попробовал ударить с разворота, но, как оказалось, и в самом деле был изрядно пьян, потому что двигался медленнее, чем полагалось для удачного завершения атаки. А поскольку удержаться
– Еще посмотрим, кто кого! – заявил воздыхатель-неудачник и, не с первой попытки поднявшись, поспешил покинуть поле боя, припадая на левую ногу.
Девица даже не проводила мужчину взглядом, подарив все внимание мне. Вернее, не все, а то, которое вообще уделяла окружающему миру.
– Благодарю вас, эрте. Вы поступили достойно.
Я вспомнил, с каким удовольствием наблюдал за покачиванием пояса на бедрах, и попытался скрыть смущение за улыбкой:
– Он отоспится и выкинет из головы дурные мысли.
– Или не выкинет.
Она так подчеркнула коротенькое отрицание, что стало ясно: разговор не закончится так просто.
Я упрямо повторил:
– Его языком двигала выпивка.
– Да. Но что, если он не захочет протрезветь?
Будь обстоятельства чуть другими, могло бы показаться, что девица давным-давно выстроила насчет меня и Натти какие-то планы, а только что состоявшаяся сценка была разыграна нарочно. Но я хорошо разглядел глаза мужчины, лишившегося желанного развлечения: они вмиг наполнились разочарованием и почти звериной злостью. Если бедняга и был актером, то невольным, ничего не знающим об уготованной ему роли. А глаза девицы, прозрачно-серые, того же оттенка, что коротко стриженные волосы, обнаружившиеся, когда капюшон сполз с ее головы, смотрели уверенно, но опять же не на меня.
Не на Ханнера Мори со-Веента.
Не на Смотрителя Блаженного Дола.
Складывалось впечатление, что на моем месте мог оказаться кто угодно. А если участников спектакля можно менять настолько произвольно, то, значит, пьеса еще не написана и есть надежный способ отметиться в тексте своей рукой. Например, поставить точку:
– Всего доброго, эрте.
– Не уходите.
Другая завела бы извечную песню о том, что настоящие рыцари не бросают только что спасенную от лап насильника женщину на произвол судьбы, захлопала бы ресницами, в общем, применила бы весь арсенал природных хитростей, а эта словно и не подозревала о возможностях, коими обладает женский пол, потому что даже не попыталась убрать с лица отрешенность. Наоборот, спросила прямо:
– У вас есть дела в этом городе?
– Да.
– Они требуют всего вашего времени?
Ну вот мы и подобрались к главному.
– Вы хотите добавить к ним еще одно?
Девица приподняла уголки губ:
– Оно не останется неоплаченным.
Разумеется. Иначе ты бы не старалась нанять нас. Если даже стражники на воротах посчитали,
– Что мы можем для вас сделать?
– То же, что сделали сейчас. Мне нужна защита.
Она произнесла это слово тоном, предполагающим совершенно обратный смысл, из чего можно было сделать вывод: лукавит. Скорее, ей нужна не защита, а возможность спокойно действовать в собственных интересах. Но все же почему именно мы? Неужели во всем городе больше нет свободных наемников?
– Я соглашусь, если вы честно ответите на один вопрос.
– Спрашивайте.
– При всем уважении, вы не самая прекрасная женщина на свете, чтобы подвергаться домогательствам со стороны каждого встречного мужчины. Нам нетрудно следовать за вами, но не хотелось бы вводить вас в траты только потому, что один пьяница позволил себе лишнее. Итак, зачем вам нужна защита?
Уголки ее губ приподнялись еще выше, но гримаса все равно не стала похожей на настоящую улыбку.
– Пойдемте, и все увидите сами.
Вряд ли все самые важные сделки совершались посреди гула и гомона торговых рядов, но трапезный зал гостевого дома, куда нам предложила пройти незнакомка, был заполнен отнюдь не бедными людьми. Конечно, золотые отблески глаза не слепили, однако удачливые купцы редко выставляют напоказ драгоценный металл, хотя и не упускают случая покрасоваться. Просто поводы для похвальбы и средства исполнения оной у них другие.
К примеру, ткань, пошедшая на кафтан. Она может быть прошита шелковыми нитями, добавляющими блеска, а может полностью состоять из сих благородных волокон. Причем на взгляд разницу определит только свой же брат-торгаш, у которого глаз наловчился не то что каждый цвет, а каждый оттенок раскладывать на целую палитру.
С сапогами та же история. Грубоватая кожа сама держит заданную форму, а хорошо выделанная натягивается по ноге, и нужно точно знать, на складочки в каких местах обратить внимание, чтобы определить, поскупился ли человек на собственную обувку или, наоборот, монет не жалел.
Рубашечные вороты, которые можно сейчас хорошо разглядеть, потому что в теплом зале нет нужды кутаться в верхнее платье. Перчатки, заткнутые за пояса. Сами пояса, переливающиеся радужными узорами спиленной кожи. Бороды, подстриженные на разный манер, у кого-то ровнее, у кого-то неряшливее… Мелочей для наблюдения предостаточно. И если бы я чуточку напрягся, то смог бы угадать годовой доход каждого из людей, сидящих за трапезными столами. И вряд ли это им понравилось бы. Людям, конечно, а не столам.
Пожалуй, из трех десятков мужчин в плохо освещенном и немного задымленном зале только о нас с Натти нельзя было сказать ничего определенного. Кроме одного: таким здесь не место. Поэтому с периодичностью в четверть минуты, не реже, я ловил на себе любопытствующе-настороженные взгляды и вынужден был принимать решение, отвечать на них либо оставлять без внимания. А совсем избегать подобных гляделок не удавалось, потому что незнакомка попросила нас занять такой стол, откуда были бы хорошо видны все уголки зала. По возможности.