Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы
Шрифт:
Наше «хорошо» здесь — часто тяжкое преступление. Когда Вышинский — вершина гуманизма: он хоть признания требовал. А мы просто бежим по этой альтернативной жизни.
Как один мой приятель:
– Бегу, вижу: хам.
– Ну и?
– Подбегаю и бью в морду.
Следует, наверное, добавит, что приятель — КМС по карате в тяжёлом весе.
Всякое попандопуло — преступно. Своей деятельностью оно нарушает законы «принимающей стороны» — социума «вляпа». До такой степени, что, по действующему
При этом попаданец — преступник и по законом «своей родины», мира «старта». С тем же вердиктом, если без моратория.
Коллеги, у вас есть опыт «преступления законов»? Любых — государственных, воровских, моральных…? — Готовьтесь, тренируйтесь — вам в этом жить. Ежедневно. Любые законы — не для вас.
Кроме, конечно, закона сами знаете какого Исаака.
И будьте уверены, что, в случае вашего успеха, от вас будут проистекать «обвинительный уклон», «неправосудные решения», «казни неповинных»… В таких объёмах, что практика «р-революционных трибуналов» покажется детской игрой в песочнице.
Мемуары начальников расстрельных команд почитывали? Что у них с психикой происходило — запомнили? Ищите симптомы у себя. И учтите: палачам было легче — они чужие решения исполняли. Вы — свои.
* * *
Суть миссии монахов — понятна. Непонятно кто что в этот супчик добавлял. А надо знать. Не во всяк день у Гнедка чуйка сработает, и он привезёт меня в нужное место. Таможня может оказаться не столь дотошной, форма может быть более изощрённой. А откушать мышьяка или чего сходного… не хочется. Надо «обратиться к первоисточнику» и «придавить в колыбели».
Лучшая защита — нападение. Надо знать — на кого.
Внешний уровень миссии публично провозглашался Кастратом при благословении «на дело». Средний, тоже публично — игуменом Свято-Георгиевского монастыря. Правда, без перспектив будущего торга за новые земли между епископами.
Упор для Чимахая и его товарищей делался на проповедничестве в языческих племенах, на изгнание местных божков, которые для христиан — разновидности бесов диавольских. Этот оттенок чертовщины и обосновывал участие в походе монахов-бесогонов. Для окормления уже крещённой паствы такие мастера не нужны.
Вот если цель — силовая поддержка «комиссара» при ликвидации «объекта», то ребята типа Чимахая, при использовании «в тёмную» — уместны.
Странно, что никто не обратил внимание на несоответствие между заявлениями епископа и игумена. У первого цель — «свои люди, окормление», у второго — «чужие бесы, изгоняние». А вот третья цель: «Ванька-лысый, отравление»…
Когда я задал прямой вопрос:
– Сколько получил монастырь за ваши головы?
Чимахай взвился. Понёс с пеной у рта о братстве во Христе, о чистоте душ и кристальности помыслов… Потом… что-то он видел, что-то слышал. Теперь сложил.
– Да ладно. Продали тебя. Как холопку сисястую. Употребили дуру бессмысленную. Дурака. Ты думал: идёшь крест в пустынях языческих
– Неправда! Игумен наш — святой человек! За веру — воитель!
– Значит — святой дурак. Или — купленный. Про то, что мне Богородица щастит — широко сказывают. Про плат мой… ты сам видал. Ну и куда хоть какому игумену против Царицы Небесной? Или вас просто на убой погнали? Досадили властям чем-то?
Чимахай глубоко задумался, угрюмо смотрел в землю, вспоминал, наверное, прошедшие четыре года, кому он на мозоль наступил, какие правила, монастырские, церковные, княжеские… нарушил.
Пару раз порывался от всех этих… открытий — отказаться. Вообще!
«Фигня! Неправда! Выдумки!..».
Я молча протягивал ему елейник.
«Откушай дитятко».
Хочется крыть, очень хочется. А — нечем. Вот оно — перед глазами, в ручках-ручёнках. Не словесное — материальное. Опровергнешь? Скушаешь? Или — примешь «мою правду»?
Лицо его злобно перекосилось:
– Назад пойду. Вызнаю доподлинно. И взыщу. За обман.
Это — хорошо. Это — «придавить в колыбели». Но… нынче нереально.
– Вернёшься. Вызнаешь. Взыщешь. Не сейчас. Сейчас — они власть. Ты им — довидчик неудобный. Прирежут. Или вон — порошку подсыпят.
Я кивнул на отставленный в сторону елейник. Очень… наглядное пособие. От всего можно отпереться. Грамотка — не так поняли. Киса — жадюга хитрая. Но не вор же, не душегубец! А вот спрятанный в церковной утвари смертоносный порошок… Смертоносность подтверждена валяющимся слюнявым трупом. Наглядно и… наносно? Нанюхно?
– Не убережёшься. И спутники твои, братия. Что с ними будет? Их ведь тоже… под нож.
Спутники Чимахая, потрясённые внезапным принудительным очищением кишечников, поглядывали на нас с крыльца избы, постепенно свыкаясь с новым для них чувством «бездерьмовости».
Не надолго. Но — запомнится.
– Назад идти — правды не сыскать, а голову сложить. А более идти тебе некуда. По Руси бродить бестолку?
Я пытался представить себе его будущее. Как-то… не складывается.
– Был у тебя монастырь. Он тебя продал. Был у тебя епископ — он тебя обманул. И остался у тебя один Иисус Христос… А, ещё Пресвятая Богородица. Да аз, грешный.
– Ты?!
– Я своих людей не продаю. Своих людей, Чимахай. Ты — мой человек?
* * *
Напомню: в средневековой Европе есть клятва вассальной верности — «оммаж». Восходя к ритуалам ещё древнеримским, она породила несколько форм. По-разному обеспечивался телесный контакт между сторонами, разные слова они произносили. Но всегда вассал говорил сюзерену:
– Я — твой человек.
Именно эти ритуальные звуки, произнесённые королём Английским Эдуардом Третьим, вставшим на колени и вложившим свои руки в руки короля Франции Филиппа Шестого 6 июня 1329 года, позднее столетиями вспоминали французы, рассуждая о лживости англичан.