Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы
Шрифт:
Впрочем, и позиция у него выигрышная: он единственный живой взрослый потомок первого Рязанско-Муромского князя Ярослава Святославича, сына Оды Штаденской, внука Ярослава Мудрого.
Такое вдруг образовалось «бутылочное горлышко». Подождать ещё лет пятнадцать — поднялись бы сыновья Калауза да и собственные сыны выросли. Стало бы князей много. Рязанские, пронские, елецкие, коломенские, муромские… Сейчас — он один. Ни рязанцам его выгнать да другого позвать, ни Боголюбскому какого-нибудь брата-дядю-племянника на стол посадить.
Боголюбский очень не любит попадать в ситуацию «обязаловки». Когда за него кто-то другой решает — что ему делать. Не то, чтобы он хотел Живчика сковырнуть, но то, что он этого не может — раздражает.
Гнев его обратился на меня.
Что я каким-то образом причастен к смерти Калауза — он учуял.
«Cui prodest? — кому выгодно?».
Этот древнеримский принцип — на Руси вполне понятен. Главных выгодополучателй от смерти Калауза с семейством — двое: я и Живчик.
Живчик в конфликте с Калаузом — от рождения. Как первый раз глаза открыл — так и началось. А я — фактор новый. И про «свежий» наезд Калауза на меня в части хлебных заград. пошлин и дел судебных — Андрей в курсе.
«Post hoc, ergo propter hoc» — тоже из древнеримского мудрствования: «после этого, значит вследствие этого».
Отождествлять последовательность и причинность — неверно. Но именно эта идея лежит в основе суеверий, примет, «магического мышления». Здесь многие сходно думают.
С другой стороны — я ж не в «лествице». А вот для Живчика гибель Глебовичей — малолетних сыновей Калауза — вопрос власти, наследования.
Андрей знает как погиб князь Глеб — сгорел на пожаре. — И? Храмы божьи на «Святой Руси» горят регулярно. И люди гибнут во множестве.
Присутствие Акима… Не улика — Аким в тот момент сидел в порубе.
Парень, который следом за ним пришёл… ничего странного — решили к посольству торг добавить. Приказчик чуть запоздал.
Бабёнка с ним в лодке была. — И чего? Дура. Попёрлась на своего любовника посмотреть да и сгорела.
Люди Всеволжские в Рязани были. Но не в Кроме. А что Акима сразу из поруба вынули — так суматоха была, пожар тушили, ворота распахнуты стояли. Всеволжские «меньшие людишки» господина своего кинулись выручать. «Правильные слуги» — так и должно.
Это всё — потом, когда уже полыхнуло.
Андрей нутром чуял. Но поймать хвостик, зацепиться — не мог.
Изнурительно. Как комар жужжит в темноте спальни. Вроде и не кусает, а… Раздражает.
Все эти княжьи страсти-мордасти проходили для меня фоном. Я занимался заготовками, беседами с главами родов мари и мещеряков, что приходили ко мне на Стрелку, расселением присылаемых ко мне литваков и рязанцев. Ежедневно к Окскому двору приставали лодки, лодии, барки, плоты… с людьми. Их надо было принять, обиходить, разместить…
Всеволжск превращался в огромный пересыльный, фильтрационный, карантинный,
Ещё посматривал то на восстановление домницы, то на новые результаты на стекольных печках…
«Хочу всё знать!». И это съедает всё время.
…
«Утро начинается с рассвета» — а завтрак?
У меня есть правило. Болезненно выработалось ещё в первой жизни: не поевши — из дома не выходить. А то частенько завтракать приходилось в ужин. То одно, знаете ли, то другое… Таак и сегодня: перехватил с утра быстренько и убежал. Точнее — ускакал. На Гнедке. И вот только я вернулся, только, понимаете ли, уселся…
Мой второй завтрак начался с выпученных глаз дежурного сигнальщика:
– Господине! Балахна горит!
Факеншит! Даже поесть спокойно…
– Сильно горит?
– Сильно! Сигнальщики махают — тиунов дом полыхнул.
– А Колотило что?
– А убили его.
Та-ак. Опять факеншит. Но значительно уелбантуреннее моего завтрака.
– Стоп. По порядку. Кто, что.
Малёк вывернул на стол книгу записей — протокол приёмо-передачи за сегодня.
Судя по отметкам времени, которые здесь… носят обще-ознакомительный характер — механических часов нет…
Нынче у нас время — по склянкам, как на флоте. С полудня начиная, каждые полчаса переворачивают песочные часы («склянку»), бьют в колокол. Каждые четыре часа бьют особо — 3 троекратных удара, «рынду бей» — пошла следующая вахта.
Звонница над Окским обрывом стоит. «Рынду» — побили, красный шар на шпиле — подняли. Вышки сигнальные отрепетировали — повторили «сигнал точного времени». «На Камчатке — полночь» — ещё не звучит. Поскольку до Камчатки ещё не добрались.
Около 2 часов назад сигнальщики в Балахне заметили крупный лодейный караван, идущий от Городца вниз по Волге. Я в тот момент был «вне зоны действия сети» — разбирался с огранкой хрусталя. По сути — первый удачный образец вытянутой грушеобразной подвески получился.
Дежурный приказной голова — каждый из них по очереди должен отдежурить сутки в роли главного разводящего — убежал. Убежала. Сегодня была Трифа. Воспитанники — мари и голяди — в приюте схватились чуть не до ножей. По мне — порезались бы и не мешали. Меньше дураков останется. Но Трифа детей бросить не может — может бросить бессмысленное сидение в конторе. Ничего ж не происходит!
Дежурного вестового Николай ещё прежде погнал искать Прокуя. С матюками — Прокуй чего-то там из складов спёр. Ну, не спёр, а взял. Для проведения чрезвычайно важных металлургических экспериментов.