Звезда Аделаида - 2

GrayOwl

Но тогда, во время болезненного ритуала всё превозмогло единение крови с чистейшей, древней кровью Северуса, хоть и разбавленной многочисленными праматерями, как полагается в закрытой фамилии, неприступного, не выставляющего напоказ даже эту свою боль, кажущегося на первый взгляд асексуальным, но таким… притягательным именно ею, своей кажущейся недоступностью и невинностью. Но даже эти праматери и его собственная будущая жена - иностранка - не «испортит» древнюю, пошедшую ещё с пятого века новой эры, поистине голубую кровь кума. И не разбавит её своей, пришлой, ведь известно, что в закрытых фамилиях супруги спят только до зачатия первенца - мальчика - продолжателя рода, после же супруге достаётся относительно полная балами, раутами светскими приёмами, но… одинокая жизнь, ибо зачни она на стороне, её ждёт смерть от яда, который по обычаю, подносит ей супруг, а та… безропотно выпивает. Но возвратившись мысленно - о, только покуда мысленно!
– к Северусу… Ну не может такой черноглазый, вечно нахохлившийся ворон жить без молодых, если не юных, любовников или

волшебника, напротив, много старше себя. Слишком горячая у него - сына известной до сих пор своими амурными похождениями в салонной среде француженки, правда, в пределах допустимого ухаживания и поцелуев тайком с несколькими кавалерами за портьерой - кровь столь страстной, замечательной, но… недосягаемой сейчас belle France!

Почему же Северус фактически не терпел вблизи его, Люциуса? Ведь Люциус, несомненно, до сих пор очень красив и пользуется популярностью у представителей обоих полов. Люциус умел в любви и страстен - ему как раз не хватает для себя подобного же страстного любовника! Может, из обыкновенной великосветской брезгливости, вызванной маггловским способом обогащения? Лорд Малфой всё же стал очень богатым, его громаднейшему, нажитому за пару десятков лет, состоянию в Гринготтсе удивлялись даже непрошибаемые банковские служащие - гоблины. Люциус стал таким же или почти таким же, он точно не знал (не выспрашивать же возлюбленного кума о его состоянии) богатейшим волшебником, как и граф Снейп. Только тому всё досталось просто и сразу - по наследству от рано умершего отца. Малфою же пришлось и до сих пор иногда, когда поиздержится сам или кто-либо в семье (читай - Нарцисса) устроит большую трату, приходится играть на грязных маггловских биржах. Драко пошёл в отца, а не в мать - транжирщицу. Любимый сын может сэкономить, если столь же любимый отец попросит его об этом. Да Драко много и не надо - в свете он не появляется, смущаясь наетого, такого аппе… одним словом, замечательно полного тела. Люциусу же в своей неспокойной борьбе за богатство, приходилось, к тому же забирать куски пирога послаще и повкуснее - торговать захваченными у соперников золотыми приисками, заниматься наркотиками, оружием - и всё это среди недостойных магглов. В общем, рыться в такой грязи и свиных хлевах, что тошно даже вспоминать об этом. Правда, лорд Люциус не знал… как магглы содержат свиней и чем их кормят, не то отказался бы даже от молочных поросят, а может, даже от традиционной, любимой им, как любым англичанином, хоть волшебником, хоть магглом, яичницы, обжаренной с обеих сторон с жареным беконом. Он же не знал, к тому же, как разводят кур - несушек и отбирают у них из кладки все яйца, чтобы глупые птицы продолжали нестись… Его это просто никогда не интересовало. Да и зачем лорду Малфою фермерские знания!

Но это всё не о том, да, грязи в жизни лорда Малфоя хватало, как было множество порочащих честь рода довольно-таки длительных любовных связей с красивыми, пылкими, темпераментными, такими пламенными полукровками, но никогда - с грязными, почти, как магглы и недалеко ушедшими от них по лестнице развития, магглорождёнными. Это уж… как-то слишком, невыразимо, неожиданно, неестественно низко и как-то… подло, что ли - так ронять своё достоинство.

А вот Северус так и сумел сохранить словно бы замерший облик невинности в свои двадцать, тридцать, сорок лет. И как ему только удавалось скрывать свои амурные похождения от ежемесячно, без предупреждения, в разные дни бывавшего у него в апартаментах кума? Ведь они же точно были, какие-то, пусть недолгие романы, но их просто не могло не быть!

В том, что Северус Ориус Снейп любит мужчин, но не дам, говорили хотя бы его многочисленные отказы от невинных девиц высокого происхождения из самых различных стран света. Но где же вы, любовники Северуса, будьте вы даже магглорождёнными?! Нет, на такое не польстится сиятельный граф, какой бы аппетитной не была задница у того или иного, но недостаточно чистокровного представителя, с прискорбием стоит осознать, тоже магической сильной половины общества Британии. В такой поворот событий, как амуры Северуса даже с полукровкой, Люциус не верил. Это падший Ангел Малфой может позволить себе такую бесшабашную выходку, но не наследник закрытой фамилии графов Снейп.

Эх, опять все мысли Люца только о еде, то есть, о хлебе духовном, о сладкой медовой коврижке, так давно желанной в далёком детстве, которая так и манит съесть себя, но лежит слишком высоко для малыша, не знающего ещё понятия «Нельзя!», в резном, разукрашенным непонятными, но забавными для малыша, рунами, буфете. Это старый к тому времени, хитрющий рара - лорд Абраксас - сказал, что вырезывания по дереву называются так, а то маленький Люциус ни за что бы не догадался. А ещё рара сказал, что «руны» - это как зверьки, хищные, с острыми зубками, которые охраняют буфет с пирогом для поминовения дня рождения рано ушедшей из жизни любимой maman от хитрых, прожорливых домашних эльфов и маленьких мальчиков, задумавших нехорошее. Тогда малыш не понял, что означает такое трудное слово, как «поминовение», но спрашивать у строгого рара не стал. На всякий случай, а то прикажет возьмёт да ещё прикажет наставнику, доброму, в сущности, старикашке, выпороть наследника. Наставник, конечно, втихаря, прослезится от такой жестокости, но… выпорет ведь и больно, со всей силы.

Но ведь именно Северус, давно зная все тонкости и периодичность изменения многочисленных защитных контуров Малфой-мэнора, прорвался к мирно отдыхающему в плотно защищённом Fidelius и ещё парочкой сильных Запирающих заклинаний, кабинете

за стаканчиком «Зелёного Змия»… Кстати… Северус тоже предпочитает его «Огденскому» и североамериканскому, на вкус Люциуса - намного более насыщенному огневиски со смешным и непонятным названием «Жёлтая Енота»… Но это так, к слову пришлось, значит, и в выпивке вкусы у них одинаковы… Так вот, Северус проник каким-то чудом сквозь все защитные контуры поместья, аппарировав сквозь них, даже не нарушив ни единого - об этом после рассказывал семейный колдомедик Малфоев, что казалось до этого случая невероятным, оказался прямо в кабинете. Сам Люциус премного удивился, конечно, но встал и приветливо, радостно раскрыл объятия, думая, что вот, наконец, пришёл тот час, когда… И тут в него полетела тройное заклинание Sectumsempra, весьма трудоёмкое, отнимающее массу магического потенциала заклинающего, но и… очень болезнетворное заклинание от самого изобретателя, вмиг изуродовавшее и лицо, и полуобнажённую, покрытую редкими, светлыми волосками грудь Малфоя в разрезе батистовой рубашки, а также без труда порезавшая эту самую дорогую (но речь и сейчас, и тогда не о цене) рубашку на клочки и оставившая болезненные глубокие ранения по переду туловища и бокам. В ноги Снейп специально не целился.

И что это было? Люциус до сих пор не осмеливался - наглый проходимец Люц, и не осмеливался задать этот вопрос, так и вертящийся многие годы на кончике языка, едва он завидит кума. А ответ на него многого бы стоил… Как это внезапное нападение надо и необходимо было истолковывать? Проявлением столь нежеланной, но, право же, незаслуженной ненависти или… изъявлением такой сильной и страстной, то, что полукровки называют на своём сленге - «до гроба» - любви? От этого много веков уже как закрытого, не по-английски темпераментного семейства, в котором, по словам самого Северуса, была и арабская, и французская, и итальянская кровь, все такие пылкие, задающие пример сдержанной английской, и множество других составляющих от матерей - иностранок, можно было ожидать любого проявления страсти, от даже «чересчур страстного», каким бы странным не показалось оно англичанину и даже любвеобильным и привязчивым шотландцам, не говоря уже о вырождающихся кельтах Уэльса, любящих почти поголовно платонически и только небольшая часть «нормально», как положено мужчинам и женщинам - от того-то и вырождаются. «Странным» - это ещё мягко сказано, скорее, садистического характера. Вот и ответ на вопрос - почему у Северуса (почти) нет возлюбленных. Да любит он слишком уж… Горячо, не по-английски, немногие юноши могут справиться с натиском страстного Снейпа, вот и сбегают от него, презренно поджав хвосты. О, боги а как же страстен и умел, хорош он в постели, сменивший, наверняка, с полусотни возлюбленных! Когда не разбрасывается признаниями в любви, такими болезненными, а… любит! Вот бы хоть разик испытать эту необычайную, неведомую доселе страсть на себе!

«Любит. Страстно любит.», - как оно, по всей видимости, и оказалось на самом деле. И эта тройная Sectumsempra была тому хоть и единственным доказательством, но лучших и не надо. По крайней мере, Малфой желал бы именно такого обоснования произошедшего и верил в него. Это грело его душу, когда он долгое время, обезображенный, не мог давать балы и приёмы в своём имении; не мог показаться ни за завтраком, ни за ланчем, ни за обедом жене потому, что тут же начнутся ненужные, псевдо-заботливые расспросы с подъелдыкиваниями «любящей» супруги («А кто это тебя так, мой любимый? В войне ты не участвовал, умничка, так и врагов у тебя поэтому быть не должно.»); не мог бывать на званых приёмах, раутах, обедах и балах из-за своей, всей в мелких розовых, а кое-где, в багровых, более глубоких рубцах, физиономии; наконец, не мог любить ни женщин, ни мужчин из высшего света потому, что они ужаснулись бы его многочисленным, хоть и заживающим рубцам.

А уж если лорд Малфой признается, кто был виновником обезображивания «возлюбленного мужа»(«Ха, кто бы ей поверил - возлюбленного!» - подумал тогда ещё израненный Люциус.), то женская обида из-за своего лубочного красавца не возымела бы границ. И тогда Нарцисса, его бесплотная, бесполая Нарцисса взялась бы вредить Северусу изо всех сил, наводя на него порчу за порчей. А сила женской ненависти и вправду невероятно велика, и это не наговор, не порицание, это простая, жизненная констатация факта.

Малфой, скрываясь от родных, даже от бывшего тогда выпускником Хогвартса, Драко, на своей половине первого этажа, сначала срочно подлечился с помощью традиционной колдомедицины, хорошей для простого заращивания ран, в том числе, и глубоких, в исполнении семейного целителя, которому было заплачено отдельно за молчание и о-о-чень хорошо заплачено. Затем лорд Люциус свёл в маггловской клинике пластической хирургии, о которой он как-то был наслышан от деловых партнёров - магглов («Вот и магглы пригодились, и не только для грязного бизнеса!»), все следы от заклинания, быстро заросших ран даже на боках. О, он заплатил полновесными («Такими дешёвыми!») маггловскими деньгами за каждый рубчик! И впоследствии склонен был считать, ради своего успокоения и удовольствия, что, не являясь, в отличие от Северуса, и по словам, кажется, впервые разумным, жены, участником Войны, подвергся настоящей любовной атаке. Нападению обезумевшего от не имеющей естественного выхода по каким-то причинам несдержанной страсти кума, причинам, которые по независящим от кума предлогам напридумывал себе, остававшийся всегда слишком мудрёным взять, хотя бы его маггловский блокнотик с черномагическими проклятьями, Северус, невыказанной ничем, кроме неоправданной жестокости. Гишпанские страсти! Нет, африканские! Или нет, азиатские?..