Звезда Альтаир
Шрифт:
Как удалось установить, американцы очень стремились увидеть головное сооружение Самаркандского водоснабжения Рават-и-Ходжа. Плотина была сооружена еще в доарабский период жизни города. Там брал начало питающий водою весь левый берег вилайята рустак Даргом, многоводный канал, от которого зависели сады и виноградники, необъятные поля и огороды, словом, жизнь сотен тысяч людей.
Американцы стремились выяснить, насколько многоводен Зеравшан в районе Мианкаля; они знали, что там река раздваивается на два рукава, образуя большой остров. Они задавали вопросы о водоснабжении кишлаков и селений выше Самарканда. Просили повезти их в Каршинскую
Утро было прохладным, небо чистым. Американцы в экипажах отъехали от города верст на двадцать и решили пройтись пешком.
Восторженный Помпелли — глава экспедиции, сотрудник Института Карнеги, очень хвалил Агалыкские горы, они нравились ему тем, что были обильно покрыты снегом. В них он угадывал огромные запасы воды в начале хребта, залог полноводия реки, стало быть, и резерв орошения новых массивов степи. На глаз определяли американцы возможную площадь орошения, прикидывая пригодность залежных земель под хлопок.
— Они могут стать серьезными конкурентами, — твердил Рафаэль Помпелли, — им для этого не так уж много нужно.
— Им для орошения придется затратить столько, что это окупится в первые же десять лет, — зло поддакивал Киддер и плевал на ладонь, насыпая туда плодородную землю, и нюхал, жадно припадая к грязному комку.
По дороге Вяткин рассказывал гостям, что у Тимура была большая любовь к садам — в душе его все еще жил кочевник, неуютно чувствовавший себя в большом городе. В окрестностях Самарканда Тимур устроил для себя и своих близких несколько дач с большими садами, лужайками, красивыми легкими постройками.
К востоку от города находились его сады Баги-Заган — Сад воронов, Баги-Дилькушо — Сад, радующий сердце, и Баги-Фирюза — Бирюзовый. К западу лежали сады Баги-Бихишт и Баги-Шамал — Сад ветров. В этих местах предполагается провести раскопки, которые, безусловно, принесут много интересного. Возможно, будет найден не один ансамбль великолепных дворцов и жилых комплексов эпохи Тимура и Улугбека. Пока же мы можем показать гостям только официальные постройки этих властителей Средней Азии — медресе, мавзолеи, мечети.
Гости ехали по степи, и тоненький Наали сидел рядом с кучером на козлах. Вяткин развалился на главном сидении рядом с Помпелли; сидел и дразнился:
— А вон там, видите, небольшой мавзолей кубической формы, там неподалеку развалины древнего христианского города Визд. А правее — город Ведар. Арабский путешественник десятого века Ибн-Хаукаль рассказывал: город этот славится великолепными хлопчатобумажными тканями. Он пишет, что ткани эти густые и нежные, цветом похожие на золото. Ибн-Хаукаль пишет, что возле Ведара поля полны хлопка драгоценных тонковолокнистых пород, каждая коробочка по весу равнялась кулачку пятилетнего мальчугана. Раскрывался такой кулачок и на ладошке протягивал драгоценность. Это было золотое волокно, похожее на шелк, но более теплое и прочное. И не было в странах востока, — писал путешественник, — ни простолюдина, ни эмира, ни купца, ни казия, который бы не носил ведарийских тканей и не гордился бы ими.
— Найс, вери найс, — клохтал Помпелли-старший, — но где же следы древнего орошения?
— Мистер Помпелли хотел бы видеть старые арыки, — переводил мистер Киддер, — должны же здесь быть оросительные каналы
— Да, конечно, — улыбался Вяткин, — вы их еще увидите. Их очень много. Они хорошо видны с горы Чупан-ата. Конечно, я — не ирригатор, а археолог, но и мне отлично известно, что любой хороший ирригатор в один миг распознает рисунок ирригационной сети, стоит ему только взглянуть на местность. Совершенно так же, как я могу по черепку из глины восстановить весь сосуд. Итак, глубокоуважаемые коллеги, вернемся, как говорят французы, к нашим баранам!
Все закивали головами, а Нортон — высокий рыжеватый насмешник, которого Вяткину представили в качестве смотрителя исторического музея в Риме (чему Вяткин немало подивился), достал из кармана обломок согдийской глиняной статуэтки, сделал вид, что только сейчас поднял его с земли, и протянул Василию Лаврентьевичу.
— Ха! — засмеялся Вяткин. — Меня вам здесь не провести! Это вы нашли на Афрасиабе. Здесь может быть лишь вот такая посуда, украшенная по белому ангобу черными точками и линиями рисунка, с черепком тонкой структуры. Посуда XI века. Ден унзере мьюзеум зинд филь диезес посуден, — решился он, наконец, на свой немецкий язык.
Экскурсия продолжала свою прогулку по пустым холмам.
— Вот здесь, — объяснял Вяткин, — мы в прошлом году нашли захоронение арабского воина. На нем была добротная кольчуга, набранная из мелких колец, шлем, налокотники и наколенники, украшенные отличной насечкой, с надписями из корана. Чудесный щит, меч и копье украсили нашу экспозицию, а броня, надетая на коня, у нас за недостатком места до сих пор даже не выставлена.
— Самарканду обязательно нужен свой хороший музей, — изрек Помпелли и что-то записал себе в книжечку. А мистер Киддер добросовестно перевел. Вяткин поклонился.
— Но это все совершенно не то, что нас может интересовать в нашей поездке. Я вообще начинаю думать, что молодой человек нас дурачит, подозревая наши истинные намерения, — ворчал Помпелли, — мне кажется, что он даже подробно осведомлен обо всем. Он отвлекает нас, делает все возможное, чтобы сорвать наши планы.
— Он говорит, что вы знаете, зачем они приехали, и морочите им голову, — перевел Наали на узбекский и показал Вяткину рукою в сторону экипажей.
Мальчишки и кучера уже развели огонь и кипятили чай. На разостланной кошме стояли хурджуны с провизией, самовар, посуда.
— Хоп, — передразнил Наали Нортон, — хоп, тамаша, яхши. — Все засмеялись. Вяткин смеялся громче всех, он был доволен.
— Однако, господа, — обратился он к гостям, — пора и позавтракать. — И он повел всех к привалу, где на белой скатерти горки лепешек соседствовали с целым тазом салата из лука, огурцов и помидоров, на ляганах благоухали нарезанные дыни, в чайниках ждал зеленый чай. Виноград, поздние белые персики. Отдельно подали варенную в початках кукурузу, целые крупные помидоры и лук, вилок сырой капусты, отмытые пучки красной сырой моркови, в бутылках — хлопковое масло. Рафаэль Помпелли и его сын были вегетарианцами, оба страдали волчьим аппетитом и никак не могли насытиться. Они целыми днями, не переставая, грызли морковь, репу, огурцы, чмокали, высасывая сок из помидоров, заедали их луком. Зато мистер Киддер являл собою образец благовоспитанности и изящества: за завтраком он ограничивался чашкой овсянки, а ужинал одной-единственной тартинкой с вареньем. Обед же его состоял из крылышка цыпленка и кусочка белого хлеба. Днем он почти не ел, зелени в рот не брал.