Звезда Альтаир
Шрифт:
Наали с друзьями сидели в стороне и ели какую-то особенную дыню, купленную по дороге. Она была бледно-зеленого цвета внутри, темно-коричневой с белой плетенкою сверху и пахла розами и фисташками.
— Что за харч? — спросил Вяткин. — Где такую прелесть взяли?
— В Арабхане купили, — ответил Наали, отрезал ломоть и дал попробовать американцам. Все решили, что на обратном пути непременно купят такие дыни, чтобы увезти с собою семена.
— Здесь живут арабы, — объяснил Вяткин, — со времен завоевания. Долгое время местное население относилось к ним враждебно, поэтому селения арабов — арабханы находятся в сравнительной изоляции; замкнутость сберегла им язык, культуру, вот и бахчевые
— На обратном пути посмотрим, как они живут, — пообещал хранитель музея в Риме. Но провидение было немилостиво к жителю Вечного города.
Пока наши «археологи» баловались чаем, дынями и горячими лепешками, пока они глодали крылышко цыпленка и грызли сырую морковку, на холме, как в древние времена, возникла фигура всадника-джигита. Конь и всадник силуэтом рисовались на фоне синего неба. Приставив руку козырьком к глазам, всадник, наконец, увидел экскурсантов и поскакал к ним. На ходу он спрыгнул с седла и ловко подал Вяткину пакет.
Василий Лаврентьевич пригласил джигита к дастархану, взял со скатерти нож и вскрыл пакет. В нем оказалось письмо, адресованное начальнику американской экспедиции Рафаэлю Помпелли.
Вяткин вынул надписанный по-английски желтый пакет и передал его по адресу. Старик кивком головы поблагодарил его и взволнованно распечатал конверт.
Судя по его брезгливому выражению, он получил не очень-то приятное известие. Профессор Помпелли так жадно вдохнул воздух, что поперхнулся непрожеванным огурцом. Все стали колотить его по спине, помогая откашляться, письмо выпало у него из рук, Вяткин поднял его и прочел подпись: «Хатинотон».
Все заволновались и немедленно решили возвращаться в город. «Археологам» в буквальном смысле слова кусок становился поперек горла. Они тихонько переговаривались между собою, сетуя, что пришел конец их вольной и приятной жизни, веселым прогулкам на хлебах у тароватого самаркандского губернатора.
На следующий же день американская экспедиция приступила к выполнению своих программных работ.
В конце прошлого столетия среди географических кругов получила распространение теория усыхания Средней Азии. Приверженцами этой теории оказались и некоторые русские специалисты. Но были и ее противники. Известный русский статистик Чайковский считал, что при наличествующих водных ресурсах Туркестана могут быть возобновлены все древние системы орошения, пустыни и долины рек могут стать вновь плодородными. Важно только изыскать средства и приложить руки. Он пророчил Туркестану судьбу главного поставщика хлопка на мировой рынок и предрекал ему монопольное владение рынками Дальнего, а также Ближнего Востока по экспорту волокна, тканей и масел.
Уже и теперь, когда хлопководство Туркестана находилось в зачаточном состоянии, цены на американский хлопок катастрофически падали; импорт хлопка в Россию и сопредельные страны сократился. По мере того, как развивалось и улучшалось производство хлопка в Средней Азии, положение американского хозяйства, занятого хлопководством, становилось все более и более острым. В южных штатах производство подпадало под угрозу банкротства.
Развитие хлопководства в Туркестанском крае зависело от воды. Велись ирригационные работы по орошению Голодной степи, пустынных земель в районе Мургаба. Мечталось о постройке плотины в верховьях Зеравшана. Возобновлением канала Иски-Тартар обводнили бы земли в районе Джизака и в пойме Санзара. И как далекая цель — возобновление русла Узбоя, воду для которого предположено взять из озера Иссык-Куль через реку Чу и Сарыккамышскую котловину. Это, по мнению Чайковского, решало проблему поворота Амударьи в Каспийское море. А стало быть, и орошения всей необъятной площади Каракумов.
Члены американской
Что же касается памирских ледников, то и они не порадовали исследователей: запасы льда на Памире оказались необъятными, и туркестанские реки, которые там берут свое начало, не поддавались даже замерам — многоводье их, казалось, обеспечено на тысячелетия. Словом, американская экспедиция получила далеко не утешительные результаты. А тут еще, как на беду, все фотооборудование проводник-киргиз уронил в ледяную пропасть. Дела Хатинотона и Дэвиса шли из рук вон плохо. В таком вот настроении они и приехали в Самарканд.
Самаркандская группа, во главе с ловким и умелым Рафаэлем Помпелли, к сожалению, тоже ничем не могла порадовать возвратившихся коллег. Пять дней их водил по памятникам старины этот одержимый археолог Вяткин. Но даже хорошенько осмотреть шурфы на городище Афрасиаб им так и не удалось, почему-то Кодаки их засвечивали и портили пластинки, починить же аппараты в Самарканде было негде. Пять дней они гостили у самаркандского губернатора, а в дневниках все еще не было ни слова о состоянии ирригации.
В день приезда Хатинотон созвал совещание участников экспедиции. Прислуживавший за столом расторопный слуга-туземец Наали Махмуд затем сообщил, что новый профессор был так сердит, что сам Наали, передавая его разговор со старшим Помпелли, затруднялся в выборе приличных выражений. Наали происходил из старой индийской семьи, его хорошо воспитали. Результатом совещания самаркандская администрация была удивлена: члены экспедиции разъехались в разные стороны.
Оба Помпелли — отец и сын отбыли в сопровождении Киддера в район Пенджикента, где проводили с помощью местного инженера-ирригатора господина Петровского, который, однако, был столь неуклюж, что засветил большую часть снимков, сделанных экспедицией, нивелировку и топографическую съемку на головном сооружении ответвляющегося от Зеравшана арыка Тюя-Тартар. Затем они проследовали к основному источнику питания реки Зеравшан — Зеравшанскому леднику и, занятые метеорологическими наблюдениями, забыли об археологии и совершенно уже пренебрегли камуфляжем, выдав себя с головою.
Было это так. Сын Помпелли и его незаметный слуга Винер откровенно отказались уйти от реки и продолжали замеры расхода воды на Зеравшане, когда Петровский предложил им показать какие-то любопытнейшие выкопанные из земли исторические предметы и монеты, хранившиеся у одного из жителей Пенджикента. Они сидели у реки, не отрываясь и не отвлекаясь ни на минуту…
Хатинотон и Дэвис тоже уехали из Самарканда. Говорили, что они измеряют расход воды Зеравшана в низовьях реки, где-то возле Гиждувана или Карауля, а затем, в сопровождении чиновника из Ташкента Семенова, искусствоведа и ориенталиста, будут работать на раскопках возле Мерва и Асхабада.