21 интервью
Шрифт:
Очень мастеровитый человек, из породы крепких художников – это Окштейн. Я люблю Якерсона, с которым мы учились когда-то в одной художественной школе. Очень люблю художника Льва Межберга – одного из утонченнейших колористов. Я сейчас даже работаю над книгой, которая целиком посвящается его натюрмортам. Он работает с галереей в Сан-Франциско, а не с нахамкинской галереей в Нью-Йорке, как все русские художники. Лева – близкий мне художник, работы которого я коллекционирую. Я уже напечатал сорок пять его цветных репродукций для книги.
Минчин: Кто будет издавать книгу Межберга?
Шемякин: Я сам буду издавать, кто ж еще, ведь не галерейщиков же ждать! Их дождешься. Здесь работает много других художников: Григорович, Красный, Клионский, но для меня это неинтересно и скучно. Есть интересные
Минчин: «Аполлон-77», как вы его создавали?
Шемякин: Когда я заработал свои первые деньги, я решил сделать как бы памятник нонконформистскому движению, увековечить его. Послал фотографа в Россию, он отснял ряд работ, сделал портреты самих художников, кое-что удалось собрать у коллекционеров, стали присылать из России через дипломатов. «Аполлон» был первым альманахом, посвященным поэтам, писателям, художникам, живущим в основном в России. Я был первый, кто опубликовал Мамлеева, блестящую поэтессу Мнацаканову, первый опубликовал Лимонова (теперь уже не знаю, хорошо это или плохо – пасквилянт оказался, за что я получил большой «мерси»). Это было некоммерческое издание, потому что почти все засылалось в Россию – через дипломатов, а также посылалось в Европу в университеты и библиотеки; очень небольшое издание: тираж – одна тысяча книг. К сожалению, не всех лучших художников я сумел включить, у меня просто не было цветных слайдов их работ. Издание было очень дорогое, так как репродукции великолепного качества, я потратил все свои деньги, до копейки. С этого альманаха начался мой конфликт с Парижем: они сказали, что это издание не политическое и не социальное, а мое частное дело, поэтому я должен платить налоги. У меня не было ни одного франка за душой, чтобы платить местные налоги, поэтому опять мне не оставалось ничего другого, как собрать свой чемодан и уехать в американскую эмиграцию.
Минчин: Собираетесь ли вы издавать «Аполлон-88», «Аполлон-99»?
Шемякин: Когда я издал «Аполлон», на меня полилось столько грязи. Те люди, которые остались в России, прислали мне восторженные письма. Те же, которые переехали и попали в «Аполлон», осыпали меня какими-то бессмысленными упреками, абсурдными замечаниями, обвинениями в «саморекламе». По тем временам альманах мне стоил 100 тысяч долларов, так как каждый вручную, он клеился у меня дома. Весь «Аполлон» был сделан как оригинал, с которого печатники как бы переснимали каждую страницу. И если бы я хотел сделать саморекламу, мне было бы гораздо выгодней издать на французском языке собственную монографию с блестящей статьей какого-нибудь французского критика. Один писатель считал, что его неправильно поместили рядом с другим, третий считал, что их обоих надо выбросить, они не достойны быть рядом с его прозой, поэты тоже обливали друг друга грязью, четвертые считали, что не так собрано, пятые – не так подано…
Минчин: Пока на сегодня это самая красивая книга в русской литературе.
Шемякин: Для того времени это был один из самых лучших альбомов, который получил великолепные оценки западной прессы, самые снобские журналы печатали рецензии. Художники, упрекавшие меня в саморекламе, издают сегодня жалкие каталоги о себе на свои деньги. Но чего-то подобного «Аполлону» еще не рождалось. Сейчас я связался с одним из больших издателей журналов по искусству. И мы собираемся издавать большой цветной журнал «Америка-Россия: искусство», где будут обсуждаться проблемы фотографии, живописи, керамики, прикладного искусства, скульптуры, а также выставляться и печататься различные наиболее интересные художники. Издаваться это будет, естественно, на английском языке…
Давайте на сегодня прервемся, мне еще надо картину докончить.
Минчин: И мы расстались на пять лет…
Минчин: Почему вы переехали в Америку? Хотя все пути ведут в Нью-Йорк и рано или поздно все перебираются сюда.
Шемякин: Потому что к власти приходил Миттеран,
Минчин: Вы уехали из Парижа всеизвестным европейским художником, знаменитостью. Когда приехали в Нью-Йорк, было ли у вас имя? Кто вас знал? Это совершенно новый рынок, другие моды и вкусы – те, кто почитаемы в Европе, неизвестны в Америке, и наоборот.
Шемякин: В Америке я довольно часто бывал, в 75–76-м году здесь собирал материалы для «Аполлона», тогда же и познакомился с Лимоновым, Леной Щаповой, Мамлеевым. Примерно в это же время я начал работать с галереей Нахамкина. Так что каждый год, а то и два раза в год я приезжал на свои персональные экспозиции в Нью-Йорк и в Калифорнию. Поэтому к моей «второй» эмиграции из Парижа в Америку, когда я приехал, какое-никакое, но имя уже было. Но здесь понятие популярности не такое, как в Европе. Ваши картины могут стоить баснословных денег на аукционах в Сотби и Кристи, но средний американец вряд ли когда слышал ваше имя. Здесь все более узко дифференцировано, каждый на «своем поле», нету более широкой образованности, просвещенности, как в Европе. У меня немножко иная популярность: в основном меня знают не суперснобы, занимающиеся изобразительным искусством, а чаще простые коллекционеры, не известные, но американцы. Они любят мои работы. Может, потому что цены на них не очень высокие – они доступные. Мои собиратели – это врачи, адвокаты, техническая интеллигенция.
Минчин: Сегодня нет в Нью-Йорке галереи или магазина, где бы вас не знали и не продавали или не обсуждали ваши работы. То есть за десять лет вы значительно продвинулись?..
Шемякин: Безусловно. Было очень много и прессы, и телевидения, рекламы… Плюс ко всему я принимаю участие в общественной жизни американской, и в жизни русской эмиграции.
Минчин: И самое главное – работы хорошие.
Шемякин: Вам судить. Такой известности, конечно, не было, когда я приехал.
Минчин: Где вы поселились вначале, когда приехали в Нью-Йорк?
Шемякин: В Сохо. Тогда Сохо еще не был таким снобским районом, ходить без палки под мышкой и ножа в сапоге было довольно опасно. Постоянно происходили грабежи, нападения, но зато было дешево. До сих пор там находится моя студия, а живу я в большом поместье за городом. Сохо стал теперь чересчур дорогим районом Нью-Йорка.
Минчин: И модным.
Шемякин: Очень модным. К сожалению, масса художников вынуждена была покинуть свои студии-лофты. В основном там сейчас живут и работают богатые адвокаты, одиозные конторы.
Минчин: Модели, фотографы. И так далее. С какими американскими галереями вы работали, ваше мнение о них?
Шемякин: Я работал много лет с галереей Нахамкина, которой очень помог стать на ноги своим именем, подбором определенной группы художников, которая в определенное время сотрудничала с галереей. После этого восемь лет я работал с американской галереей «Боулз-Сорроко», они в Калифорнии. Иногда я работал со старой американской галереей «Борге», ее держат итальянцы, ну и в различных штатах, с разными салонами. В основном это не суперкрупные галереи, как «Мальборо» или «Пейс»…