6:0 в пользу жизни
Шрифт:
Руслан Гаджиевич стоял перед Михалычем и тяжело дышал. На нем по-прежнему был дорогой черный костюм, двубортный пиджак был застегнут на все пуговицы, но ярко-красный галстук сбился набок, блестевшие туфли покрылись пылью, а черные блестящие волосы Руслана растрепались и сам он потерял тот лоск, который он сам считал самой важной составляющей своего имиджа.
Михалыч сунул руки в карманы куртки и опять стоял в прежней позе, слегка наклонив голову. В его облике ничего не изменилось. Охранник, который все это время находился сзади, так и не сдвинулся с места.
— Ну погоди, я еще с тобой
“Волга” развернулась и выехала на проспект. Михалыч возвратился на территорию завода.
Только перед обедом, определив перечень мер по усилению охраны завода и предупреждению проникновения в служебные помещения, в охраняемые зоны и на территорию объекта посторонних лиц, Михалыч поехал в свой офис доложить обстановку.
В здании бывшего оборонного НИИ охранное предприятие, в котором работал Михалыч, занимало три маленьких рабочих комнаты и четвертую — оружейную. От остальных помещений бизнес-центра их комнаты были отделены массивной железной дверью.
Директор охранного предприятия Геннадий Петрович сидел в своей семиметровой комнатенке и заполнял журнал проверок состояния оружия и боеприпасов.
— Ты почему пистолет не сдаешь? — кивком ответив на приветствие Михалыча, тут же задал он ему свой вопрос.
— Я на объекте был.
— Что там стряслось?
— Руслана сняли.
— Как сняли, — Геннадий Петрович прекратил писать в журнале и поднял голову, — ведь собрание только через две недели?
— Сегодня утром сняли решением совета директоров.
— Я что-то не понимаю, его ведь на собрании должны были переизбрать?
— Понимаешь, у них там что-то с уставом не прошло в прошлом году и назначение Руслана тогда было вроде как не по уставу, поэтому совет директоров решил, что его можно снять, — попробовал объяснить Михалыч.
— Это все Александра Михайловна придумала?
— Конечно, она. Понимаешь, дело явно шло к тому, что Руслан в любой момент Александру и всех ее людей не пустит на завод, собрание проведет сам и, собрав с работников доверенности, проголосует за себя. Поэтому нельзя было допустить, чтобы он один оставался на заводе. В общем — кто останется на заводе, тот и получит нужный результат на собрании.
— Послушай, Коля, ты что, не понимаешь, что у нас — свой бизнес, а у Александры — свой. Мы — охранное предприятие и в разборки между собственниками встревать не должны. Так недолго и без лицензии остаться. Какого черта ты стал на ее сторону, а если Руслан завтра все отыграет: в суде, без суда — какая разница? Мы объект охраняем, понимаешь, а не устраиваем революции.
— Знаешь, Гена, если победит Руслан, то все равно он охрану поменяет, или ты думаешь, что он откажется от тех, кто сейчас торчит у его кабинета?
— Да заводом, в конце концов, можно было бы пожертвовать, а что ты будешь делать, если мы без лицензии останемся, кому ты будешь нужен в твои пятьдесят два? — Геннадий Петрович с силой хлопнул журналом по столу.
— Ты обо мне не беспокойся. Ты скажи лучше, вот если сменилось руководство на предприятии, то чьи
— А ты сразу был готов Руслана убирать своими руками. Ты что, судья? Или юрист, по крайней мере? Или у тебя акций этих куча? Тебе надо было "линять" с завода, оставить караул на проверку пропусков и ни во что не встревать.
— Если ты считаешь, что я не прав, я готов уволиться, но Александре я верю, как себе, — последние свои слова Михалыч уже не говорил, а кричал.
— Ладно, Коля, что сделано, то сделано. Ты пойми, что с меня ведь тоже спросят, — медленно проговорил Геннадий Петрович, глядя в окно, — Ты оружие сдаешь, или как?
— Сперва “или как”, потом оружие, — попытался пошутить Михалыч, но его шутка явно осталась не понятой, и он сказал, — до утра мне придется оставаться на заводе, но если хочешь, я распишусь за получение сегодняшним числом.
— Ладно, поезжай, но на рожон не лезь.
Михалыч протянул руку Геннадию Петровичу, тот ее пожал, и они расстались.
Михалыч вернулся на завод и опять до вечера был на его территории. Ему нравилась эта часть работы, которую он называл “повышение обороноспособности объекта”. К вечеру, набегавшись за день и пересмотрев график дежурств, в результате чего количество его людей, постоянно присутствующих на заводе, увеличилось с шести до восьми человек, согласовав с Александрой Михайловной дополнительную оплату за дополнительных людей, Михалыч заехал домой. Наскоро перекусив и взяв с собой термос с чаем и бутерброды, Михалыч к одиннадцати вечера опять был на заводе. Михалычу так казалось спокойнее и надежнее, тем более что представитель “альтернативной охраны” также оставался на заводе. Все это очень не нравилось Михалычу. Не нравилось потому, что такое положение не могло продолжаться бесконечно.
Утром он встречал Александру Михайловну у входа в административный корпус, во внутреннем дворе завода. Доложив, что все в порядке, Михалыч сказал, что поедет домой поспать, после чего вечером приедет опять на завод, чтобы проверить посты и сопровождать Александру Михайловну до дома.
Она поблагодарила Михалыча, после чего он повернулся к водителю Вите, который стоял в двух шагах от них и курил.
— Лучше переесть, чем недоспать, — сказал Михалыч, подходя к нему.
— Что? — переспросил Витя.
— Шутка такая, — сказал Михалыч и хлопнул ладонью Витю по спине так, что тот от неожиданности чуть не выронил сигарету.
— Тебе хорошо, Михалыч, сейчас придешь домой, примешь рюмку, — сказал Витя мечтательно.
— Ты же знаешь, что я не пью, — возразил ему Михалыч, — так что не расстраивайся.
В последующие дни недели ничего особенного не произошло. На третьи сутки после отстранения Руслана Геннадию Петровичу позвонили из управления и предупредили, что применение силы по отношению к сотрудникам другого охранного предприятия грозит лишением лицензии, и Михалычу пришлось допустить смену сотрудника “чужой охраны”, который продолжал находиться на своем посту.