69. Русские геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы
Шрифт:
Осенью 1866 года Пржевальский добивается своего перевода в Восточно-Сибирский округ и начинает планировать свои азиатские путешествия.
Половина успеха Пржевальского-путешественника заключалась в том, что он умел подобрать команду людей, беспрекословно ему преданных, верных и в прямом смысле слова любящих. В свои экспедиции он отбирал преимущественно молодых и неженатых казаков, а в непосредственные помощники – молодых и крепких юношей. Впрочем, как выясняется, тщательно относившийся к выбору спутников Пржевальский часто ошибался. Например, в свою первую Уссурийскую экспедицию 1867 года он взял из Варшавы некого юного немца Роберта Кехера. Но в Иркутске Кехер бежал к своей любовнице, по которой всю дорогу тосковал, отвлекая Пржевальского от дел
Кехера заменил 16-летний Николай Ягунов, сын бедной женщины, сосланной на поселение в Сибирь. Он сопровождал Пржевальского в качестве помощника в Уссурийском путешествии 1867-1869 годов от Байкала и далее через все Забайкалье к Амуру. После экспедиции Пржевальский остановился с Ягуновым в Николаеве. Он позволял подростку общаться собой, царским офицером, на «ты», много времени уделял его образованию. Из Сибири Пржевальский отправил Ягунова на воспитание в Варшавское юнкерское училище.
Во вторую Монгольскую экспедицию (1870-1873) в качестве помощника Пржевальский взял своего бывшего ученика 18-летнего поручика Михаила Пыльцова. Вместе с Пыльцовым он проехал в двухколесной тележке всю пустыню Гоби. К началу следующей экспедиции Пыльцов женился на племяннице Пржевальского, и тогда появился Федор Эклон.
Эклон – 18 летний парень, окончивший всего четыре класса гимназии, сын одного из служащих при музее Академии – «отличный мальчик по своему характеру». Помимо Эклона в свою первую Тибетскую экспедицию (1879-1880) Пржевальский взял еще одного помощника, 17-летнего сына своей соседки по Слободе Евграфа Повало-Швыйковского. «Знаю, что вы будете великие друзья, за то и катаны будете совместно. Конечно, это будет случаться редко, но все-таки будет – кто не без греха…». О чем идет речь в этом письме Пржевальского к Федору Эклону, где он сообщает, что Федор будет не единственным спутником его в путешествии, не вполне понятно. Письмо цитирует Лев Клейн в переводе по книге Дэвида Рейфилда и полагает, что Пржевальский беспокоится о возможных конфликтах между Федором и Евграфом. Но конфликт произошел между Николаем Михайловичем и Евграфом. В дневниках он запишет, что, хотя и «плакал несколько раз, как ребенок», но вынужден был отправить Повало-Швыйковского домой. Подросток оказался совершенно неприспособленным к путешествию, а главное – выполнению своих обязанностей.
Рейфилд сообщает также о неком заболевании, которое поразило половые органы четырех участников экспедиции – Пржевальского, Эклона, а также двух казаков. Клейн делает вывод о том, что заболевание, возможно, передавалось половым путем.
Во второй Тибетской экспедиции Швыйковского заменил соученик Эклона Всеволод Роборовский. Эклон занимался препарированием животных, а Роборовский составлял гербарии. В будущем Всеволод сам станет знаменитым исследователем Азии.
Как-то в Слободе на винокурне Пржевальский приметил симпатичного парнишку, который оказался 18-летним Петей Козловым. В мемуарах убеленного сединами и увешанного наградами советского академика Петра Козлова знакомство его с Пржевальским окрашено в романтические тона. Они встретились в барском саду, словно свидание друг другу назначили. Смотрели на звезды и говорили о том, что вот сейчас где-то в Тибете «эти звезды должны казаться еще гораздо ярче». Пржевальский попросил юношу поутру зайти в барский дом, и «осенью 1882 году» полковник Генштаба и конторщик из винокурни «стали жить одной жизнью».
Чуть позже в буквальном смысле в свою семью Пржевальский принял казака Пантелея Телешова, который получил ласковую кличку «Плешка-Телешка». Пантелею, как и остальным помойникам, было всего 17 лет. После четвертого путешествия, в 1885 году, Телешов поселился в Слободе и до смерти не оставлял Пржевальского. Один из видов открытого в Центральной Азии жаворонка Пржевальский из любви к Телешову назвал «Otocoris Teleschowi».
За два Тибетских путешествия Пржевальский исследовал Тибет вдоль и поперек. Недоступной оставалась только столица Тибета Лхасу. В 1888 году он собрал самую большую экспедицию,
Уже в марте 1889 года Император переименовал Каракол в Пржевальск, а на могиле путешественника вскоре был сооружен величественный девятиметровый монумент.
Пржевальский всегда сторонился шумного общества. Получил спартанское воспитание и вырос, как говорил, «дикарем». Он последовательно окружал себя подростками и предпочитал в экспедициях иметь одного помощника-ребенка. Здесь невольно может возникнуть параллель с поведением Миклухо-Маклая, но Ахмат «папуасского гостя» выглядит куда беспомощнее юношей Пржевальского, с которыми он не просто делил постель – товарищескую или любовную, не важно – но и выводил их в люди.
Впрочем, в середине ХХ века удивительным образом отыскалась незаконнорожденная дочь Пржевальского некая Марфа Мельникова. Ее дети записали воспоминания матери и отослали в Географическое общество при академии наук. Опубликованы записки были только в 1999 году. И такое появление отпрыска спустя 100 лет после смерти Пржевальского – очень даже закономерный итог его откровенного женоненавистничества при жизни. Чего стоил, например, отказ за любые деньги давать частные уроки географии для девочек. Вот таким он был – Николай Пржевальский – как будто действительно провел жизнь не с нами, но… среди нас.
Чарующий идол. Петр Чайковский (7 мая 1840 – 25 октября 1893)
Гомосексуальные игры были неотъемлемой частью жизни воспитанников Санкт-петербургского училища правоведения, куда юный Петя Чайковский поступил в 1850 году. Среди самых невинных забав – коллективная мастурбация на французскую булочку с ужина. Заканчивавший последним должен был немедленно съесть «кулинарный шедевр».
С верными школьными друзьями Чайковский будет сожительствовать время от времени в течение всей жизни. И первый среди них – открытый (по представлениям XIX века) гей поэт Алексей Апухтин. Были еще Владимир Мещерский (по прозвищу «Содома князь и гражданин Гоморры») и Владимир Адамов. Кстати, именно Адамова 19-летний Чайковский нежно держит за руку (большая дерзость по тем временам) на выпускной фотографии.
После девяти лет в училище Чайковский получил место чиновника в министерстве юстиции и стал законченным гомосексуалом.
Лучший друг Алешенька Апухтин, женственный сибарит с неплохим состоянием, ввел его в тайные петербургские гей-круги. Там царили разнузданная похоть и жажда удовольствия. Чайковский, не задумываясь, отдался гомосексуальным страстям. Настолько, что едва ли не с 20-летнего возраста стал мучиться… геморроем.
В начале 1860-х годов Петр, всю жизнь стесненный в средствах, селится на квартире Апухтина. О них так и говорят: «Живут, как муж с женой…» В спальне стоит одна большая кровать. Вечером Апухтин целует Петю в лобик, шепча на ушко: «Не спи, мой голубок, я сейчас буду…», и идет в ванную комнату, чтобы подготовиться к ночи любви.
Разрыв с Апухтиным произойдет году в 1866-м, после отъезда в патриархальную Москву и первой попытки «…стать нормальным».
Творить и «лечиться», лечиться, «пока не поздно» – призывает он себя и брата Модеста, с которым его связывает не только кровная дружба. Но страсть берет свое…
Еще в начале 1860-х, впервые попав в Европу, Чайковский воспользовался услугами юных парижских проститутов. Тогда, вероятно, окончательно сформировались его возрастные сексуальные предпочтения.
После Парижа «откроется» «темная» сторона его привязанности к 12-летним братьям-близнецам Анатолию и Модесту. Последний стал геем и неоднократно имел сексуальную связь со старшим братом, хотя Петр и отдавал предпочтение экзальтированному Анатолю, у которого были проблемы с психикой.