A moongate in my wall: собрание стихотворений

Визи Мария Генриховна

1928

55. «Есть короли заморские — седые…»

Есть короли заморские — седые, кудрявые, в коронах золотых. К их славным странам волны голубые несут поклажи всех утех земных, и мраморные ломятся ступени, и полнятся хоромы их дворцов от царственных причудливых велений, исполненных усердием гонцов. У них живут, как звезды, королевы в миндалевых и розовых садах, и дивные слагаются напевы народами о мудрых их делах. Но иногда, одни и ночью темной, выходят те владыки к берегам, где

океан, бессветный и огромный, бросается со стоном к их ногам, и в этой буре чувствуют родное, и всю ее тоску хотят понять, и все блаженство яркое дневное на этот стон готовы променять.

1928

56. I Shall Go Back. Edna St. Vincent Millay.(«Я отойду к угрюмым берегам…») [69]

Я отойду к угрюмым берегам и возведу лачугу на песке, так, чтобы там, совсем невдалеке, трава морская падала к ногам. Я не вернусь, и никогда не дам руке своей лежать в твоей руке. — уйду к тому, что так понятно мне, — уйду к счастливым больше прежних дням. Любовь, едва зажегшая глаза, слова, едва слетевшие на рот, все это живо лишь на полчаса, все это недосказанным умрет; но я найду скалу и небеса все теми же, как в молодости год.

69

Translation of «I shall go back again to the bleak shore” from Edna St. Vincent Millay Second April (1921).

1926

57. «Выдь на дорогу…»

Выдь на дорогу, стань лицом к ветру, кликни клич, свистни: — Гой, счастье! Гой, веселье! И жди, и слушай, как с перелеска, от гор высоких, речных разливов, взлетит, большое, крылом ударит, шумя по ветру, все ближе, ближе.

1927

58. «Есть тихий пруд в глубоких дебрях бора…»

Есть тихий пруд в глубоких дебрях бора, забытый, черный, одинокий пруд, где не слыхать людского разговора, куда и звери ночью не идут. Стекла ли это капля дождевая по синим елям в яму у корней? Иль это леший плакал, укрывая следы нечистой горести своей? Живут ли там оставленные Богом земные души, прячась от земли? Иль, заблудившись по ночным дорогам, туда русалки бледные пришли? Но в тех местах замолкнет клекот птичий, и той глуши сторонится лесничий, и в сумрак иногда там слышно эхо лесного, дикого, неласкового смеха.

1923

59. «Я спрячусь от всевидящей луны…»

Я спрячусь от всевидящей луны, я убегу от лунного сиянья, ведь ей, живущей вечностью, смешны мои убогие воспоминанья. Из года в год — подняться и светить, не помнить ничего и не пророчить,— а мне сегодня нужно воскресить другие луны и другие ночи. В подвале отсыревшем и глухом, куда луна еще не заходила, я отопру заржавленным ключом старинный ларь, в котором то, что было, и просижу до самого утра, не уставая от святого бденья, перебирая слитки серебра и неоценные каменья.

1926

60. «You are not you; you are an ancient dream…» [70]

You are not you; you are an ancient dream, an echo of a song, the old unrest of very distant strings, the swaying gleam as morning comes, and starlight wavers west. You are the words of onward running brooks; a roadway, traveled ere the shadow clears; a prayer, recited from unopened books, a hymn to God unknown, who never hears. I will inter the day that had to die and hide my grief within his royal shroud, and over shores where sacred rivers lie my pyramid will rise to touch the cloud.

70

The poem was first published in the journal Manuscript (Pomona College, Claremont), v. 3, no. 3, March 1926, with dedication

«To R.» in Stikhotvoreniia the first line of the second stanza had a misprint («You are the words of onward runnings brooks») which is corrected in the present edition. The poem was also written in Russian, see poem 105.

1925

61. «От коричневых северных гор…»

От коричневых северных гор протянулся покой, пой — сотки своей песней узор для меня золотой. Пусть тоска увернется, как вор, и пригнется в пыли, ты будь песней моей с этих пор до заката земли.

1926

62. Молитва («Есть Господь. Сердце ведает, молится…»)

Есть Господь. Сердце ведает, молится: — «Боже, дай избушку мне — у околицы. Дай колодец ключевой у заваленки. Дай лапти и валенки. Дай ведрышко, ходить по грибы. Хорошо бы еще хоть горшочек, вместо трубы. Дай еще — красную коровку, И землицы — посадить свою морковку. И еще, не забудь, одолжи Хоть полдесятинки ржи. А главное — березку у порога. Неужели не дашь? Разве много?»

1925

63. Сон («Старуха гадалка седая…») [71]

Старуха гадалка седая возле наших ворот проходила. Я ее о тебе спросила, зачем и сама не знаю. Она число указала и пристально так смотрела, — огорчить, должно быть, не смела, только долго руку держала. Прошептала, кивая: «Смотри, как красиво цветы распустились! Как красиво по небу увились розоватые краски зари! Отчего ты горюешь? Не надо». И потом медяшку взяла и, согнувшись низко, ушла за изгибы железной ограды.

71

The poem has an English version, poem 72.

1926

64. «Розово-коричневые клубы…»

Розово-коричневые клубы западных последних облаков. Подойди ко мне! И прямо в губы поцелуй, без слов. Самородки на небе без меры, серебро, алмазы, аметист. Я молчу. Перед лицом Венеры не дрожит и лист. Я молчу — и ты пока со мною, и, как в правду, верю в глупый сон: но вздохну — и призрак за спиною уплывет в каньон. Заболят глаза от гор лиловых, хоть и знаю, что не нужно ждать, потому что привидений новых не найти опять.