A moongate in my wall: собрание стихотворений

Визи Мария Генриховна

1928

96. «I will set your picture in a chiseled frame…»

W.F.

I will set your picture in a chiseled frame, I will seem to others what I will not be. Days will come and vanish as they always came, — stupid days and empty, by the empty sea. I will hear the breakers as they grow and scatter, I will watch the piling of the tangled kelp. But the stinging beauty of the nights won't matter, for the wrong that's happened moons will never help.

1926

97. «Глубокой

тенью гор лиловых…»

Глубокой тенью гор лиловых и длинной тенью сикомор клянусь, что звезд не ищет новых, кто помнит солнце до сих пор. и тот, кто полночью гадает о возвращении весны, на целый век не променяет ее томительные сны. Пустыми, долгими ночами ты будешь звать меня в бреду, за безграничными морями ты будешь ждать, что я приду.

1928

98. «Я дам тебе серебряный цветок…»

Я дам тебе серебряный цветок, сработанный из самых тонких тканей: он вырос там, где светится восток, предел и правда всех земных исканий. В прекрасной вазе, черной и простой, его поставь, храня рукой и взглядом, цветок, вспоенный солнечной мечтой и выхоленный лучшим Божьим садом. Он ни богатств, ни счастья не дает, он будет недвижим и безглаголен. Тот аромат, что он с собой несет, повторит звон небесных колоколен. Он — красота земли, где день встает: смотри на красоту — и будь доволен.

1927

99. «Ты ушла, и разве лучше, что же…» [82]

Tо Helen Stanley

Ты ушла, и разве лучше, что же, где домами спрятан горизонт, — разве там хоть что-нибудь похоже на Сиерра-Мадрэ и Клэрмонт? Может, лучше, я еще не спорю, может, ты давно забыла всех, только разве там такие зори и зарей такой же звонкий смех? И когда тебя задушит скука и пойдешь бродить одна в ночи, что ж? тебя утешит в поле юкка, белая, как стройный воск свечи?

82

Helen Stanley: a friend from Pomona College, Claremont. Poem 313 is also dedicated to her.

1928

100. «There was a message from a passing ship…»

There was a message from a passing ship, a clamor through the darkness, like a whip that tore my senses, bringing them again back to the dreamlessness of earthly men. It was at sunset. And there was no light aboard that ship. I watched her out of sight, and as she vanished, I forgot her tone without regret. I, too, have been alone.

1926

101. «Я в самом темном отдаленьи..»

Блоку

Я

в самом темном отдаленьи в кусочке сердца сохраню твое слепящее стремленье и огненную песнь твою. И день меня пугать не станет, и ночь не будет так мертва, когда во тьме твой луч проглянет и упадут твои слова.

1927

102. The World Stands Out on Either Side. Edna St.Vincent Millay(«Весь мир по сторонам тебя…») [83]

Весь мир по сторонам тебя не шире, чем душа твоя, и небо, что над ним видно, лишь сердцу высотой равно. Душой раздвинуть можно нам весь горизонт по сторонам; и, небо разорвав, сердца увидеть могут лик Творца. Но запад и восток прижмут всех тех, что их не растолкнут, и тех. кого душа плоска, упав, раздавят облака.

83

Translation of the last 12 lines of "Renascence" from Edna St. Vincent Millay Renascence and Other Poems (1917).

1926

103. «Ничего совсем не хочется…»

Ничего совсем не хочется, и как будто сердце спит. только что-то все пророчится, где лиловый снег блестит. Месяц на небе качается, словно обруч золотой. Сердцу горько, сердце мается холодящей пустотой. То молчит, то снова плачется, припадая до земли. Что-то шепчется и прячется на морозной на пыли.

1927

104. «Закатный город мне шептал секреты…»

Закатный город мне шептал секреты над белыми садами и забором, лиловые тянулись силуэты, и мягкие спускались в окнах шторы. Я слушала и шла, и было скучно, не разобрать, чего они хотели, и почему печально и беззвучно ложился снег на мокрые панели; как будто город был чужой и новый — меня никто не ждал, никто не встретил, и я не поняла совсем ни слова, о чем шумел сырой и сонный ветер.

1927

105. «Вы теперь — не вы, а древний сон…» [84]

Вы теперь — не вы, а древний сон, эхо песни, звон струны далекий, отголосок призрачных времен, луч звезды, зашедшей на востоке. Вы — вода бегущего ручья, на заре пройденная дорога; вы — молитва, и она ничья и зовет невидимого Бога. Я похороню прошедший век, я ему прощу его обиду и на берегу священных рек возведу до неба пирамиду.

84

The poem was also written in English, see poem 60.