В небе лазурном высилась башня.Белая башня в небе лазурном.Башню разбило в хаосе бурном— Ту, от которой жилось бесстрашней.— Господи Боже, Ты ведь всесильный.Ты освети на минуту потемки.Дай подобрать на дороге обломки —Белые камни у кучи могильной!
[1929 г.]
334. «Когда-нибудь — я брошу этот город…»
Когда-нибудь — я брошу этот город,уйду
куда-то, где меня не ждут,и постучусь, хоть, может быть, не скоромне новые ворота отопрут.
[1929 г.]
335. «Вот также отойдет и мой корабль…»
Вот также отойдет и мой корабльв моря неведомые, в ночь глухую,и на скале не будет маяка,и ни одной звезды не будет в небесветить, но тихо повернется рульи гул земной затихнет за кормой.Все будут также на твоей земле, в твоем садуцвести настурции и георгиныи сладко пахнуть на заре трава.И ты ни разу не посмотришь вдаль,туда, где нет ни точки, ни пятнана горизонте голубого моря;и ни один маяк, и ни одна звездане бросят светлый луч в туман и пенуи не укажут, где прошел корабль.
[1929 г.]
336. «Как высоки бывают…»
Как высоки бываютв лесу деревья —толсты е стволыи далеко уходят ввысь верхушки,и веток много, и не видно неба,и кажется, что нет на свете солнца.А разве можно жить,когда поверишь, что пропало небо,что нет его, ни жарко-голубого,ни серого, — холодного, большогов туманный день, — ни звездного ночного?Разве можно жить,когда поверишь,что где-то в мире не мигают звездыи не горит в огромном небе солнце?
В голубом гробутебя похоронили,поставили цветы и прочь ушли.И ты одна осталась.Плыли звезды, и светлые неслись по небу тени.И долготвоя душа качаласьмежду землей и небом, и потомушла отсюда…
7 сентября 1935 г.
170
With a notation in (he manuscript: "2. Стихотворение А. Раевской.” А. Раевская was a pseudonym of Mary Vezey, under which she published several short stories in Harbin and Shanghai. The second line of the last stanza has a variant in the manuscript: «твоя душа металась.»
Не надотак много думать о себе… Смотри, какиеширокие серебряные рекитекут в степи…Ведь это ничего, что степь пуста,что ветер дует, дует и что небомолчит, стеклянное и неживое.Иди, не думай; ты услышишьсовсем медвяный запах от полыни,увидишь бабочку в траве и птицу,летящую
под этим самым небомстеклянным…
171
With a notation dated 5 February 1985 in the manuscript: «Написано много лет тому назад…»
7 сентября 1935 г.
339. «А я видала дольней ночью…»
А я видала дольней ночью— и не забыть последний свет —звезду, разорванную в клочья,звезду, которой больше нет.
Шанхай, 22 июня 1936 г.
340. «Как страшно знать, что в старом доме…»
Как страшно знать, что в старом доме,в котором я жила — давно —откроет кто-то незнакомыймне, постучавшейся в окно, —что скажет: «Вы ошиблись, видно —их нет уже с таких-то пор»,и щелкнет грубо и солидноскрипучий, как тогда, запор.И вечер, полон черной болью,придет и встанет на часах,и вспыхнут звезды в темном поле,как в мягких чьих-то волосах.И я уйду. Куда, не знаю.Замолкнет даже сердца стук:его так просто убиваетдавно ожиданный испуг.
Шанхай, 6 июня 1936 г.
341. Не о себе
Помилуй, Боже! Очень трудно нам.Мы — старики и старые старухи,больные, нищие, слепы и глухи,и нет предела нашим именам.Нас очень много. Мы толпой идем,но одинок в огромном мире каждый,томимый горем, голодом и жаждой,и так давно забытым словом — «дом».Помилуй, Боже! Ты один за нас.Но даже Ты не знаешь. Боже правый,весь этот страх забора и канавыв холодный, зимний предвечерний час.когда последний свет дневной погас…
Ты — моря блеск; я — ботик бренный.Плыву, плыву и вдруг — тонув твою смеющуюся пену,в поющую твою волну.Но мне не жаль, что солнца малов холодной и зеленой мгле —таких жемчужин и коралловя не встречала на земле.
172
Variant in the last line in the manuscript: «я не коснулась на земле.»
6 ноября 1936 г.
343. «Ранний снег спокойно и лениво…»
Ранний снег спокойно и лениво,словно вишня, опадает в пруд,— тот, зеленый, где нависли ивыи кувшинки мирные цветут.Не бывает ярче и крупнее,чем звезда, которая взошлав полутемном небе, цепенеяна краю задумчивом села.И отрадно, сев на мостик старый,видеть в нежном и ленивом сне,как цветет большая ненюфарав опрокинувшейся высоте.