…А родись счастливой
Шрифт:
— Скажите, меня, верно, посадят? — спросила она обгонявшего её «слушателя и выпускника».
— Предел самообороны, конечно, превышен. Но я постараюсь в протоколе обострить обстоятельства нападения.
— Спасибо. А сколько мне могут дать?
— Сложно сказать. Исход летальный. Правда, нападавший ехал со справкой об освобождении… Статья у него была та ещё! Это как следователь теперь посмотрит и что суд решит…
Едва поезд остановился на Луговой, в вагон, оттеснив в него Любу и парня, (теперь он уже был в короткой серой шинели с погонами) ввалились
— Пройдём на место, — сказал капитан. — Первичный осмотр произведён? — спросил он слушателя ВШМ?
— Так точно! — отчеканил тот, протягивая капитану листы протокола, составленного ещё до остановки.
Вагонный люд потянулся, было, за ними полюбопытствовать, что будет дальше, как поведёт себя эта краля в лисьей шапке, угробившая человека. Но капитан тихо скомандовал всем оставаться на местах, и рядовые отделили участников происшествия от народа, загородив собой проход.
В последнем отделении вагона капитан приоткрыл простынь над телом, спросил:
— Шмотки… в смысле вещи какие с ним были, документы?
— Справка об освобождении из ИТК-6 и вещмешок, — сообщил слушатель школы милиции. — Справка приобщена к протоколу, вещмешок в ногах погибшего. Там, кроме белья и портянок ничего нет.
— Ладно, ну-ко встаньте, где кто был на момент происшествия. — Он пропустил старичков и Любу к столику. — На полки залезать не обязательно.
— Товарищ капитан, в протоколе всё зафиксировано, — доложил слушатель.
— Хорошо. Кто злоумышленник?
— Вот, Сокольникова Любовь Андреевна, — показал парень на Любу.
— Я же не нарочно. Испугалась, когда услышала, как он…
— Понятно. Вы где были? — спросил капитан соседку.
— Вот тута, внизу. Он через меня лез. На ногу мне наступил…
— Понятно. Ну, оставайтесь все на местах. А вы, старшина курса, пошли со мной к проводнику, — распорядился капитан. — Бригадир, ещё на десяток минут придержите поезд.
— А нельзя эту вывести, а нам трогаться? А то и так лишку стоим.
— Нельзя, — отрезал капитан.
В каморке проводника капитан рассмотрел схему происшествия, составленную старшиной курса, прочитал протокол.
— Хорошо вас учат исполнять, старшина. А вот думать — не очень. Ты чего девке шьёшь? Признаки по тридцать седьмой? — «умышленные действия, не соответствующие характеру посягательства»? Это же — срок, и жизнь — кувырком. Ты хоть за службой разглядел эту Любовь Андреевну?
— Так точно, товарищ капитан. Красотка. А что делать, если подпадает?…
— Слушать, старшина, свидетелей. Нижняя соседка что сказала? Он сначала ей на ногу наступил. Она её отдёрнула. Он потерял равновесие. Схватился за ногу верхней соседки. Она тоже испугалась, дёрнулась. И мужик грохнулся. Про его посягательство писать не обязательно. Обязательно будем писать про потерю равновесия. А это будет несчастный случай! И твоя… как её?… Любовь Андреевна?.. тут не причём. Так что этот протокол я оставлю себе. А ты быстро сочини другой с учётом вновь выявленных обстоятельств…
Глава 25
В двухэтажном деревянном доме линейного пункта милиции капитан коротким жестом усадил на место выскочившего, было, из-за барьерчика сержанта, распорядился, чтобы рядовой поднял Любины вещи к нему в кабинет, и повёл её по скрипучей некрашеной лестнице вверх.
Кабинетом начальника пункта громко именовалась комната за массивной дверью, выкрашенной белилами наверно ещё в прошлом веке. Но были в комнате двухтумбовый письменный стол с двумя чёрными телефонами, старый диван, обтянутый тёмным облезшим дерматином, небольшой сейф, когда-то покрытый серо-голубой краской, пара щегольских венских стульев, таких же, впрочем, древних, как всё здесь. И ещё — стоячая деревянная вешалка с четырьмя гнутыми вверх рожками.
— Раздевайтесь, располагайтесь, — обвел он рукой пространство комнаты. — Следователя нам ждать да ждать. Они в ЛОМе сидят. Нам — по штату не положены, словно не мы основную работу тянем… Ну, чего вы? Снимайте шубу, вешайте и располагайтесь. Сейчас чайку сообразим, согреемся…
Любу кольнуло последнее слово капитана. Тот, что лез под одеяло, тоже предлагал «согреться» у него на полке. Но этот-то, вроде, другой… Она повесила шубку на стойку, оставшись в шапке — волосы ведь не успела прибрать в вагоне — и осторожно опустилась на диван, скрипнувший органом своих пружин даже под её малым весом.
— Какое древнее у вас тут всё! — улыбнулась она капитану.
— Транспортной милиции почти сто лет. А всё, что тут есть, из дома луговского купца Климентьева притащено. Тоже, представляете, сколько лет?.. В ЛОМе, в Великогорске — другая обстановка. А мы — в поле, как в норе, нам ни звёзд, ни мягкой мебели.
— А Лом это что такое?
— ЛОМ — это Линейный Отдел Милиции. Там полковник в начальниках. Полковники любят посветлей да помягче. А капитанам и старого дивана хватит. Во, кипятильник и тот из дому принёс. — Он налил из графина воды в пол-литровую банку, опустил в неё завитушку дорожного кипятильника, выставил из тумбы стола два гранёных стакана. Всё это было у него тёмным от частых заварок и привычки не мыть посуду сразу после чаепития.
— Ой, товарищ капитан, а давайте-ка я вымою вам банку и стаканы! — предложила Люба. — Где у вас вода?
— Сидите! Вода у нас по принципу: «на каждой станции есть бесплатный кипяток!» Бежать туда надо. Сейчас ваньку пошлём, если вам такая посуда не по нутру. — Капитан нажал кнопку под крышкой стола. В кабинет без стука вошёл рядовой, который нёс сюда Любин чемодан.
— Слушаю, — сказал лениво.
— Стучать в дверь надо, когда у начальника люди,… дама особенно.
— Так вы же из-за стола звонили, товарищ капитан, — догадливо заулыбался «ванька».