А я до сих пор жива. Исповедь особенной мамы
Шрифт:
Он такой непростой,
Заставляет меня быть стожильной.
Я с собою борюсь,
Ничего не боюсь,
И от горя лишь слёзы бессилья.
Может я не права:
Так люблю быть одна.
Крик души, но не связаны крылья.
Путь – дорогой прямой.
Этот год – он лихой.
Счастье бродит моё, но всё мимо.
Где-то светит звезда,
Пусть пока не моя.
Я достану её. Буду сильной.
Подружилась со своими психологами из больницы.
Денис и Меланья жили у меня. На первый взгляд наше совместное сосуществование было нормальным. Но тут во мне появилась такая особенность, как обостренное восприятие всего. Я и раньше как-то чувствовала людей, с заказчиками же работала. Близких воспринимала по-особенному. Там была безусловная любовь и аксиома тёплых отношений. Так считала. Меланья же состояла из одних «нет». Любой мой вопрос и любое моё предложение начиналось с «нет». Даже элементарное:
– Чайку попьём, я печеньки вкусные купила? – с обязательного «нет». Но мне было не до того. Я училась жить.
С родителями Меланьи мы так и не познакомились. Они не считали нужным что ли? Не помню. Их дочь жила у меня в квартире, но по субботам убегала к маме – убирать родительскую квартиру. А я тут сама: и приборка, и обеды – ужины – завтраки. Денису пыталась говорить об этом, но:
– Мам, как я ей скажу? Она же не жена мне ещё.
Удивительно, но факт. А кто тебе Меланья? Невеста. Приняла и это. Только попросила детей не торопиться со свадьбой. Надеялась, что они меня поняли оба. И так, как надо. Именно, как сказала:
– Присмотритесь друг к другу, это на всю вашу жизнь.
Где-то я была не против Меланьи, но череда её поступков меня настораживала. В том числе и аборт меньше года назад. Само собой я была «за» рождение ребёнка, но мама Меланьи – медик по образованию, но не по призванию, как оказалось потом, отправила дочь на осмотр к своей ближайшей подруге – гинекологу. Та настоятельно рекомендовала прервать беременность по каким-то немедленно открывшимся показателям, где главным виновником был мой сын. Не знаю, что там было на самом деле. По истечению времени, всё оказалось фарсом, о чём меня уведомила сама Меланья. Её подружки с таким же диагнозом родили здоровых детей. Меня это потрясло – убийство моего внука или внучки. Согласия Дениса, как поняла, никто и не спрашивал. До моего ли мнения? Я-то кто такая для них?
Холодность Меланьи по отношению ко мне была очевидна. Она как бы пыталась проявить участие, не говорю о сочувствии, но это было настолько «по обязанности»: надо дать лекарство? – дам, капли посчитать в ложку не сложно. И Дениса – моего сына Меланья не любила. Я видела это, как всякая
– Повезло Меланье. Сын у Вас один.
Пример такого меркантилизма был пройден мной ранее. Жена моего брата Лиля, сразу после свадьбы, в свои девятнадцать лет, глядя мне прямо в глаза, сделала заявление:
– Жаль, что у Андрея есть сестра. Придётся делиться. Не пришлось.
Странности Меланьи приводили меня в изумление. Мы с Денисом начали совместный большой объект. Он был за городом. Курировали вместе. Меланья ни разу не осталась в нашей квартире одна.
– Мне страшно. Квартира у вас огромная, – её аргументы.
Квартира в центре района. Два телефона. Охранная собака в квартире. Приходилось опять просить мою Светику то выгулять собаку, то накормить котов, если мы возвращались домой поздно. Такое поведение будущей невестки теплоты в наши отношения не добавляло. У Дениса розовые очки были во всё тело. И слышать ничего не желал. Приходилось, молча, наблюдать. Уже могла оценивать ситуации не в пользу Меланьи. К сожалению, для себя.
Как только мои сыновья дорастали до возраста, когда девочки интересовали их не только в плане поцелуев в щёчку, я проводила с ними долгие и познавательные беседы на тему ответственности за тех же девочек и их неожиданных беременностей. Категорически против медицинских убийств детей. И Денис знал об этом. И Меланью поставила в известность.
Как же я хотела счастья младшему. Такого счастья, чтобы и за нас с Димкой. По – полной.
Не понимаю ничего
Я в этом мире странном.
Меняя всё по пустякам,
Не думаю о главном.
В чём смысл жизни моей всей?
И на Земле зачем я?
Суть состоит лишь из потерь
И горького молчанья.
Душа кричит, а сердце – лёд.
Случилось, не исправишь.
Хоть зазовусь, сын не придёт.
Печаль от чёрных клавиш.
Вуаль закрыла белый свет.
Бреду, давясь слезами.
Я не могу себя жалеть.
Есть сын второй. Я – мама.
Павел вернулся в свою семью, но ко мне вдруг стал заезжать. Дружить. Абсолютно чужой человек. Вот так и бывает, когда любишь и слепо доверяешь, то и ждёшь тех поступков, на которые сам способен в порывах и «без». Увы! Это была моя проекция на Павла. Он – другой. А значит, не мой. Тем больнее, ведь раньше и мысли совпадали, и наши сны.