А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
Достигнутое опять отдается на суд Станиславскому — Блок отвергает
другие возможности сценического воплощения драмы и хочет видеть ее только
на сцене Художественного театра. И здесь, в проверке нового текста драмы
восприятием Станиславского, к которому Блок испытывает огромное
художественное доверие, с большой силой, но с иной стороны, выявляется
общее кризисное состояние творчества Блока. Станиславский опять, и на этот
раз окончательно, отверг пьесу
сосредоточив свое внимание на этот раз на более общих вопросах ее поэтики, и
в особенности на принципах воплощения лиц-персонажей, или «характеров»
(это слово не особенно подходит в данном случае). Согласно Станиславскому,
при чтении пьесы возникает двойное ее восприятие: импонирует в ней все, что
относится к самому автору, что характеризует его, авторскую «поэзию и
темперамент», но все это драматург не сумел передать драме и ее действующим
лицам: «… мое увлечение относится к таланту автора, а не к его
160 На это указывал П. Н. Медведев со слов Л. Д. Блок; аллегорический
контекст допускает толкование этого персонажа, по-видимому, только как
представителя определенных тенденций российского самодержавия (см.:
Медведев П. Драмы и поэмы Ал Блока. Изд. писателей в Ленинграде, 1928,
с. 67).
произведению»161. Станиславский, в сущности, анализирует содержательные
последствия символико-аллегорической поэтики пьесы. Получается у Блока
нечто вроде того, что мы видели выше в «Пепле» Белого: автор фактически не
доверяет жизненной силе самих изображаемых им ситуаций и лиц, оставляет за
собой всю их возможную идейную глубину и поэзию. Как же так могло
получиться у Блока — ведь намерения у него были совсем иные, чем у Белого?
Станиславский особо настаивает на том, что он не видит в пьесе
самопроизвольного, единственно достоверного в драме поведения лиц-
персонажей — «… меня интересуют не действующие лица и их чувства, а автор
пьесы»162.
Анализируя более детально способы построения характеров действующих
лиц и применяя при этом те зачатки знаменитой впоследствии «системы»,
которые появляются у него впервые именно в это время, Станиславский
находит, что в пьесе «… места, увлекающие меня, математически точны и в
смысле физиологии и психологии человека, а там, где интерес падает, мне
почудились ошибки, противоречащие природе человека»163. Получается, по
Станиславскому, опять-таки двойное восприятие: там, где есть элементы
подлинной поэзии, хотя бы и исходящей от автора, объективно получаются
прорывы в достоверное, жизненно возможное поведение действующего лица;
там
оказывается ненатуральная, вымученная аллегория вместо человеческого
характера. Затем, как это ни парадоксально, в какой-то мере подобный
аллегоризм в новом варианте драмы даже усилился оттого, что автор попытался
ввести в действие историческую перспективу, искавшуюся и находимую им в
прозе. Замысел был обречен на неудачу потому, что в нем как бы в
сконцентрированном, собирательном виде выразились противоречия,
свойственные предшествующему развитию Блока. Историческая перспектива
не могла сочетаться с данным замыслом. Дело тут даже не в аллегоризме как
таковом: в искусстве бывают такие идейные замыслы и ситуации, которые
нуждаются именно в аллегорическом воплощении, — но в характере самой этой
аллегорической манеры у Блока. В конечном счете здесь проявляется в крайне
резком виде общее противоречие, исподволь развивавшееся в творчестве Блока.
Это — отмечавшееся выше «глухое» противоречие между обобщенно-
театрализованной действенностью и жизненно достоверной конкретностью в
композиции «Земли в снегу» (в несколько ином виде оно существует уже в
«Незнакомке»).
Дело тут опять-таки не в том, что у Блока нет гармонии, «синтеза»,
мертвенного совпадения разных сторон изображения — но в их дуалистической
разорванности, в мертвенном их противостоянии, в «дурной бесконечности»,
161 Письмо А. А. Блоку от 3 декабря 1908 г. — Станиславский К. С. Собр.
соч. в 8-ми т. М., 1960, т. 7, с. 415.
162 Письмо А. А. Блоку от 3 декабря 1908 г. — Станиславский К. С. Собр.
соч. в 8-ми т., т. 7, с. 415.
163 Там же, с. 416.
механическом отсутствии переходов в художественном плане. В конечном счете
здесь налицо художественное выражение общей кризисности творчества Блока,
ищущего в эту пору единой творческой концепции, обобщающей искания всех
революционных лет. Именно потому, что Блок ищет совсем иного подхода к
русской жизни, чем Белый, у него получается, при видимом некотором
сходстве, отсутствие художественной цельности, катастрофический
художественный провал, тогда как в «Пепле», скажем, — своеобразный блеск
художественной законченности. Блок же находится накануне нового
художественного взлета, но на совсем иной основе; Станиславский
проницательно угадывает за отсутствием цельности в «Песне Судьбы» —
кризис: «… мне кажется, что эта пьеса — важная переходная ступень в Вашем