А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
кровь сливались в одно, заполняя “реку Непрядву” — символическую грань,
будто бы лежащую между интеллигенцией и народом»153.
Характерно здесь непонимание именно подтекстового единства
внутреннего противоречия в поэтической мысли, той перспективы, которая
составляет у Блока самую суть построения: «интеллигенция» и «народ»
толкуются как определенные социологические категории (что прямо
противоположно замыслу Блока), и на этом основании отрицается
т. е. объективный трагизм современной ситуации, чреватой революцией.
Примечательно, что «мистические анархисты», в близости к которым обвинял
Блока Белый, полностью отрицают самую постановку вопроса об объективном
характере коллизии, — так, согласно газетным изложениям, Вяч. Иванов в этих
обсуждениях отрицал вообще трагическое расщепление общества в
современности: «… в сущности, ни народа, ни интеллигенции нет, и пора
перестать оперировать этими понятиями. Есть только отдельные люди, более
или менее думающие, более или менее развитые»154. При таком толковании
ложной и надуманной становится сама постановка вопроса о трагических
противоречиях современной жизни, ибо тот «синтез» противоречий культуры,
который предлагался Вяч. Ивановым, очевидным образом снимает возможный
драматизм жизни в либерально-постепеновской культурнической работе.
Еще яснее либерально-кадетские корни идей Д. С. Мережковского
выявились в ходе осенних споров 1908 г. вокруг проблемы «народа» и
«интеллигенции». При особенно яростных нападках на Блока в Литературном
обществе Мережковский пытался защищать постановку Блоком «детских»
проблем (т. е. подлинно больших вопросов жизни, согласно традициям
классической русской культуры) — обосновывалось это тем, что формально
Мережковский признавал наличие противоречий в самой русской жизни, однако
он полагал, что «интеллигенция» и «народ» — это «… две половины одной и
той же души», т. е. объективные противоречия носят вечный, метафизически-
153 З. Ж. В Литературном обществе. — Слово, 1908, 14 дек., с. 5.
154 «В Религиозно-философском обществе» (Изложение прений в закрытом
заседании от 25 ноября 1908 г.). — Слово, 1908, 27 ноября, с. 5.
неподвижный характер. Согласно Мережковскому, в ходе современной жизни
сами собой устраняются крайности, недостатки, присущие издавна этим «двум
половинам одной и той же души». «Народ», по Мережковскому, был раньше
склонен к черносотенству, к реакции, «интеллигенция» — к
материалистическому мировоззрению; в событиях революционных лет «… от
чего-то праведно-ненавистного нам — уже отказывается народ,
праведно-ненавистного народу — готовы отказаться мы». Получается, само
собой, синтез, религиозное слияние «двух половин» — «для утверждения друг
друга в единой Великой России»155. Именно такое либерально-успокоительное
«синтезирование» противоречий современной жизни и отрицала блоковская
художественно-трагедийная концепция, утверждавшая неизбежность
революции.
Реальную близость между собой разных оттенков символизма особенно
явно раскрывала статья «мистического анархиста» Г. Чулкова, открыто
выступившего в печати с утверждением о надуманности блоковского
построения. «Все мы — сама Россия»156, — писал Чулков; Блок незакономерно
отождествил «декадентство» и «интеллигенцию», считал он, на деле же
никакого объективного трагизма в русской жизни нет, потому что нет никаких
«разрывов». Много позднее, уже после смерти Блока, Г. Чулков пояснил, что
выступил он против Блока потому, что тот «глубоко ошибался» и проповедовал
«невыносимый удушающий пессимизм»157. Представители разных оттенков
символизма фактически сошлись в едином отрицании объективного характера
трагических противоречий русской жизни.
Быть может, наиболее любопытен тот факт, что во время этих обсуждений
ближе всего к Блоку оказались представители позднего народничества, —
согласно газетному изложению, председательствовавший на заседании
Литературного общества В. Г. Короленко, обобщая прения, признал
объективный характер самой проблемы: «Он не отрицает существования грани,
трещины, но эта грань все суживается, народ уходит все дальше от трех китов,
и он верит, что в будущем люди, стоящие по обе стороны грани, сойдутся.
Вопрос, поставленный Блоком, его мучительные “переживания” стары, как мир,
ибо “раскололся мир, и трещина прошла по сердцу поэта”»158. В конечном
счете, здесь есть отнюдь не религиозным образом толкуемая перспектива
общественного развития, хотя и рассматривается она не трагически, иначе, чем
у Блока. В письме к матери от 14 декабря 1908 г. Блок так передает свои
впечатления от этого обсуждения: «Всего милее были мне: речь Короленко,
огненная ругань Столпнера, защита Мережковского и очаровательное
отношение ко мне стариков из “Русского богатства” (Н. Ф. Анненского,
Г. К. Градовского, Венгерова и пр.). Они кормили меня конфетами,
155 Мережковский Д. Интеллигенция и народ. — Речь, 1908. 16 ноября, с. 2.