А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
иррационализации действительности» (Тимофеев Л. И. Творчество Александра
Блока. М., 1963, с. 194). Трудно оспорить это замечание, но следует добавить,
что работы В. М. Жирмунского оказали большое воздействие на всю
последующую литературу о поэте. Я полемизирую здесь с теми построениями
В. М. Жирмунского, которые устарели. Однако и современное прочтение Блока
едва ли возможно без работ В. М. Жирмунского, его исследования поэзии Блока
были первой
этом их значение. С этой точки зрения имеют большую ценность не только
непосредственно посвященные Блоку работы, но и работы о немецком
романтизме: «Немецкий романтизм и современная мистика» (Пг., 1914) и
«Религиозное отречение в истории немецкого романтизма» (М., 1919) В статьях
о Блоке, собранных в книге «Вопросы теории литературы» (Л., 1928), несколько
больше сказалась односторонность общей оценки Блока; исключительно
важную роль в исследовании поэтики Блока играют работы В. М. Жирмунского
по теории русского стиха: «Введение в метрику. Теория стиха» (Л., 1925) и
Свой разбор, в подробностях чрезвычайно содержательный и тонкий,
стихотворения «В ресторане» В. М. Жирмунский строит на аналогии-
противопоставлении со стихотворением А. Ахматовой «Вечером»; быть может,
именно в подобном чрезмерно обобщающем и несколько однолинейном
противопоставлении «двух направлений современной лирики» и кроются
причины чересчур жесткого ограничения содержания блоковского
произведения одной лишь мистикой. Блок и Ахматова, согласно
Жирмунскому, — «случайные современники», они «… принадлежат
существенно разным художественным мирам, представляют два типа искусства,
едва ли не противоположных»213. Сама противоположность подхода Ахматовой
к близкой теме обобщенно выражается исследователем как «возвращение
чувству масштаба конечного, человеческого»; «… простая, скромная интимная
повесть»214 у Ахматовой противостоит «религиозной трагедии символистов»,
будто бы выступающей в стихотворении «В ресторане». Едва ли можно и нужно
отрицать тот бесспорный факт, что стихотворение А. Ахматовой «Вечером»
(1913 г., сборник «Четки») действительно представляет собой «простую,
скромную интимную повесть» и что в сравнении с ним стихотворение «В
ресторане» носит характер лирической трагедии, несравненно более
обобщенной по самой сути своего замысла и его воплощения. Спорными
представляются только сведение этого трагедийного замысла к мистике и,
далее, связанное с подобным сопоставлением ограничение замысла блоковского
стихотворения только обобщенной трагедийностью,
жизненного и эмоционально-лирического его планов. Между тем вся эволюция
Блока говорит о его постоянном стремлении к жизненной и эмоциональной
конкретности; в самом стихотворении огромную роль играет драматически
организованный психологический рисунок отношений двух встретившихся
людей. Трудно не заметить этой, по-особенному построенной, психологической
драмы, свести ее к сюжету «Незнакомки» (где свой, иначе реализованный, но
тоже вполне конкретный сюжетный план). Отождествление этих разных
сюжетов У В. М. Жирмунского может быть объяснено только концепцией
«случайных современников». Однако едва ли вообще возможны в истории два
рядом живущих значительных поэта в границах одной эпохи, как бы
существующих автономно, полностью игнорирующих опыт своего соседа. В
данном случае есть основания говорить не только о таком учете, но и просто о
преемственной связи младшего поэта со старшим.
Особенно важно тут то, что для Блока в эти годы не только в его практике,
но и осознанно, как особая проблема, существовала проблема конкретности,
жизненности в искусстве. Так, в дневниковой записи Блока от 30 октября
1911 г., в связи с отправлением письма Белому и очевидными размышлениями
по этому поводу о символизме, его теориях и его художественной практике,
читаем: «Пишу Боре и думаю: мы ругали “психологию” оттого, что переживали
«Рифма, ее история и теория» (Пг., 1923).
213 Жирмунский В. Вопросы теории литературы, с. 183.
214 Там же, с. 188.
“бесхарактерную” эпоху, как сказал вчера в Академии Вяч. Иванов. Эпоха
прошла, и, следовательно, нам опять нужна вся душа, все житейское, весь
человек. Нельзя любить цыганские сны, ими можно только сгарать. Безумно
люблю жизнь, с каждым днем больше, все житейское, простое и сложное, и
бескрылое и цыганское. Возвратимся к психологии» (VII, 79). Характерное для
Блока эпохи «Стихов о Прекрасной Даме» стремление найти определенность
личности лирического «я» («неподвижность») здесь обозначается как «мы
ругали психологию», т. е. как отстранение от более конкретных,
непосредственно жизненных способов постижения человеческой
индивидуальности в искусстве. Под «цыганскими снами» подразумевается
стремление, свойственное Блоку во второй период его творчества, найти
способы отображения «стихийных», «хаотических» сторон человеческой души.