Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах
Шрифт:
Ничего, – отвечал я мысленно, проводя пальцами по ее плечам. Я владею царством мертвых, и тебе лучше не знать об участи тех, кто не подчиняется мне.
Так когда же ты нанесешь последний удар, который заставит меня подчиниться? – хрупкие пальцы-льдинки в моей ладони, сегодня ее взгляд уходит в прозрачный пруд, и серебристый тополь роняет на плечи листья.
Противника нужно измотать ожиданием, – я чуть сжимал ее руку и говорил банальную ерунду – что она прекрасна и что любой бы на моем месте пленился бы, и что она будет
Союзников в этой войне у меня не было. Единственной богиней в Аиде была Геката – последняя, к кому я бы пошел докладываться о своей беспомощности.
Титанида Горгира, жена Ахерона, ходящая за Корой, изо всех сил старалась расшевелить молодую хозяйку – и медленно вгоняла меня в коцитское уныние аккуратными отчетами по вечерам: всё как обычно… всё как обычно…
Что Кора не ест и не пьет – мне сказал Аксалаф больше чем через месяц после начала нашего затяжного поединка. Объявился… союзничек. Вырос словно из-под земли во время моей прогулки по обрывистому берегу Ахерона и прошептал несколько слов на ухо, исходя на ненависть к Деметре. В глазах у него была истовая и тайная надежда, что за такое неповиновение Кора понесет страшную кару.
Вместо этого я вызвал Горгиру.
«Почему ты мне не говорила?»
И получил в ответ искреннее изумление на лице подземной титаниды: ну как же, да чтобы Владыка Аид о таком не знал!
С неприятным чувством я ощутил, что пропустил второй удар в бою, и теперь придется занимать оборонительные позиции.
Это были дни, когда даже Танат не решался являться ко мне на глаза: я карал за любой звук, любого, кто влезал в круг моего одиночества и нарушал мысли. Явись ко мне Гекатонхейры, все втроем, – огребли бы и они. Я часами стоял у ее двери – собираясь с силами, чтобы придать голосу нужный тон – потом входил, чтобы произнести просяще:
– Пожалуйста… поешь или выпей чего-нибудь, – и натыкался на ее взгляд, в котором начинало – или казалось? – сквозить торжество.
Зевс отдал ее мне в жены – она считала себя пленницей и показывала мне яснее некуда. И насилие – последнее, что я смог бы использовать против нее, потому что силой овладевают пленницами, жена идет с тобой добровольно…
Визит на Олимп я планировал тщательно. Мне нужен был холодный ум, нужен был я, чтобы закончить эту битву… если это было еще возможно. Кора каменела с каждым днем всё больше, и временами казалось – ее кожа обретает гладкость мрамора, и то, что творилось внутри меня, когда я видел ее, неподвижно глядящей перед собой, мешало думать и заставляло вспыхивать без причины.
Я надел шлем еще до Стикса и поднялся на Олимп незамеченным, у меня не было в планах разговоров с братом или с племянницами, я знал, кого мне искать и кого за шкирку перетаскивать на мою сторону.
Он летел куда-то по своим делам, зловредно хихикая под нос, когда моя рука из пустоты сгребла его за крыло и втащила в пустующий чертог.
– Молчи или крылья выщиплю, – шикнул я, снимая шлем. Юный нахал отошел на редкость быстро, угрозу мою не воспринял всерьез (подозреваю, что он в принципе неспособен помнить
– Владыка Аид! Ты – и на Олимпе…
– Не на Олимпе, – поправил я. – У себя. В своем мире. В своем дворце.
Помнить он не умел – а понимать прекрасно. Зацвел слегка недоуменной алой ухмылочкой.
– Ой! Значит, я у тебя во дворце! Вот неожиданность-то!
– А ты – на Олимпе, – внушил я. – И у нас с тобой не может быть никаких дел.
– Да уж, какие дела, - оценил Эрот, прикусывая верхушку лука. – А какие дела-то?
– Мне нужен один твой выстрел.
От счастья он взмыл к потолку и чуть ли не кувыркнулся.
– Кого?
– Меня.
Крылья отказались держать бога любви: еще чуть-чуть – и он бы грохнулся на узорчатый пол.
– Мне нужна одна стрела, отвращающая любовь. Надеюсь, у тебя они не кончились.
– А кого же это ты… - мрачный мой взгляд сказал, что лучше в такие вопросы не лезть, и Эрот охотно согласился: – Ладно. А ты мне точно потом шею не свернешь?
Еще один короткий взгляд.
– Мечта всей жизни: пальнуть в сурового владыку мертвя… подземного мира!
– Стреляй.
– Могу по выбору: в сердце, в голову – если кто не твердолобый – ну, и в другие какие места, если, конечно…
Я шагнул вперед, перехватывая двузубец, и в этот момент прозвенела спущенная тетива. Стрела трынькнула, звякнула и рикошетом ушла в окно. Под окном послышался крик.
Кажется, это был голос Артемиды.
Я ему не крылья – голову оторву вместе с золотыми кудряшками. Циклопы – и те лучше стреляют!
– Это не я! – зашипел златокрылый, пытаясь выдернуть у меня средство своего передвижения. – Я стрелял правильно, она от твоего сердца отскочила! Такое только у Таната, только от него любовь отскакивает, а тут – наоборот…
Нужно будет сказать Убийце при случае, что в него палили любовными стрелами. Эрот после этого не досчитается нескольких талантов наглости.
– Что это значит?
– Что уж больно крепко ты втюри… – я тряхнул его так, что перья полетели, а божок взвыл: - Владыка, я правду говорю! Ведь не моими же стрелами в тебя угодило, а незнамо чем, предвечным Хаосом… пусти, ведь Артемидка же!
Действительно, суровый глас дочери Зевса слышался все громче, и разыскивала она некого «мелкого поганца, который не знает, где упражняться в стрельбе». Я отступил от двери и надел шлем в последнюю секунду.
Потом выскользнул и за дверь, потому что сцен пыток мне хватает и на берегах Коцита…