Аландский крест
Шрифт:
Перед войной он занимал пост Кутаисского военного губернатора и сумел много сделать для процветания вверенного ему края. Однако, как это часто случается, в свете гораздо более был известен не службой, а благодаря скоропалительной женитьбе на княжне Орбелиани.
— Проходи, князь Александр Иванович, — проскрипел Муравьев. — Расскажи его императорскому высочеству, много ли у нас поблизости сил?
— У меня десять с половиной батальонов пехоты, две казачьи сотни, 12 орудий, двадцать сотен гурийской пешей и четырнадцать сотен всадников иррегулярной милиции! Несколько
— Негусто.
— Позволено ли мне будет осведомиться о ваших намерениях? — не без удивления посмотрел на меня генерал.
— Да вот, думаем нагрянуть в Батум.
— Прошу прощения, но это решительно невозможно! Зимой через горы не пройти…
— А кто говорит про сухопутный путь? — переглянулись мы с Муравьевым. — Я, Александр Иванович, если помнишь, по другому ведомству.
— Десант?
— Именно.
— В таком случае можно попробовать, — задумался Гагарин. — Какими силами помимо моего отряда располагает ваше высочество?
— Две бригады морской пехоты. Примерно пять тысяч штыков и шесть четырехорудийных батарей митральез. Еще можем задействовать батальон пластунов, да десяток легких пушек.
— И впрямь негусто, — хмыкнул князь.
— Из хорошего могу добавить, что все они вооружены винтовками и имеют опыт подобных операций.
— Это, разумеется, прекрасно, но дела особо не меняет. К тому же, турки, насколько нам известно, получили этим летом от французов в подарок несколько тысяч новейших штуцеров Тувенена. Точное количество нам, к сожалению, неизвестно, но вооружить ими первую линию смогут наверняка!
— Полно тебе, князь, пугать его высочество, он не из таковских, — усмехнулся Муравьев. — К тому же, не ты ли мне докладывал, что османы не умеют ими пользоваться?
— А можно подробнее? — заинтересовался я.
— Отчего же нельзя, — охотно отозвался наместник. — Александр Иванович, будь добр, повтори его высочеству то, что мне рассказывал о ваших прошлых делах!
— С удовольствием, — не стал чиниться Гагарин. — Если не считать мелких стычек, в этом году Гурийский отряд дважды сходился с османами. Первый раз случился еще по весне, в самом конце мая. Гасан-бей тогда вышел из занятого еще в апреле Озургети по направлению к Кутаиси. Если бы его маневр удался, это создало угрозу нашему флангу и, весьма вероятно, заставило нас очистить Гурию.
Однако, командовавший нашим авангардом, тогда еще бывший подполковником князь Эристов, вышел им навстречу и занял позицию у села Нигоети. Видя перед собой разворачивающуюся турецкую армию, он не дал им закончить маневр и сходу атаковал противника!
— Сколько же их было?
— У Эристова три батальона пехоты, четыре пушки, да три сотни местной милиции. Всего около трех тысяч штыков и сабель. А у Гасан-бея никак не менее двенадцати тысяч человек. Однако турки не только не успели завершить перестроение, но также имели неосторожность
— Славное дело. А дальше?
— После этого противник, можно сказать, растерял весь свой задор. Мы же, как раз напротив, поверили в свои силы и продолжили наступление. Не прошло и двух недель, как князь Андронников заставил турок оставить Озургети, вместе со всеми собранными там припасами, после чего перешел реку Чолок и с отрядом в 10 тысяч штыков и сабель при 18 орудиях решительно атаковал турецкий лагерь. Войска Селима-паши, коих было никак не меньше 34 тысяч при 13 орудиях, отчаянно сопротивлялись, нанеся нам немалые потери, но все же были разгромлены. Остатки их во главе со своим муширом отступили в Кобулети.
— Ну что же, три к одному, как по мне, весьма достойный результат! Кстати, хотел бы узнать ваше мнение, господа, в чем причина вражеских неудач?
— Да тут и думать нечего, — решительно заявил Гагарин. — Ни для кого не секрет, что даже лучшие части турецкой армии заметно уступают в выучке нашим полкам. И если в обороне их пехота действует сравнительно неплохо, то все остальное решительно нехорошо. Перестроения совершаются медленно, солдаты дурно обучены, а офицеры сами не имеют достаточно знаний, чтобы это исправить.
— А как на счет огневой подготовки?
— Скажем так, особой меткостью они похвастать не могут. Впрочем, справедливости ради, это было в самом начале войны и до получения французских штуцеров. Вполне вероятно, теперь ситуация улучшилась.
— Или ухудшилась, — усмехнулся я. — Да-да, не удивляйтесь. Перевооружение некоторых наших частей на трофейные винтовки показало, что без соответствующего обучения это пустая трата времени и денег. Если солдаты не умеют верно определять расстояние и выставлять прицел, хорошей стрельбы от них не добиться.
С этим генералы спорить не стали, и мы продолжили совещание.
— Каковы общие потери турок?
— Совокупно, полагаю, никак не менее десяти тысяч убитых, раненых и пленных только на нашем участке. Плюс, еще, по меньшей мере, столько же дезертировали. В первую очередь, конечно, это касается башибузуков и местных аджарских ополченцев. [5]
— И тем не менее, у Селим-паши под рукой около пятнадцати тысяч штыков и сабель.
— Увы, все именно так. Успел собрать разбежавшихся… Кроме того, ему еще летом переслали из Варны полк регулярной турецкой пехоты и две артиллерийские батареи взамен потерянных.
— Мои силы вам известны. Сколько сможете выделить вы?
— За неделю можно собрать порядка десяти тысяч штыков и сабель, — практически не раздумывая ответил Муравьев. — Немного, конечно, но с поддержкой флота должны сладить.
— Итого у нас шестнадцать, а если поднапрячься, все восемнадцать тысяч против пятнадцати. Кажется, лучшего соотношения на вашем фронте еще не было?
— Совершенно верно.
— В таком случае я не вижу ни одного аргумента сидеть и ждать у моря погоды вместо того, чтобы продолжать наступление!