Альбом для марок
Шрифт:
– Что мне, Бухарина жалко? Мне Никулина [17] жалко.
По Москве в сопровождении младшей Трубниковой барином разъезжал Лион Фейхтвангер. Посетил он и простое жилище своей переводчицы: Трубниковы-Баландины за огромные четырнадцать тысяч рублей купили кооперативную квартиру Бурденко в районе Грузин. Это там на елке все было непонятно красиво и, как на даче, просторно.
Переводчица бабушке на ухо рассказала, сколько при ней получил Фейхтвангер за Москву, 1937 год и сколько ему давали, чтобы остался.
17
Сосед
На кухне Капельского мама, на всякий случай, громко произносила:
– У Гайдара – лицо хорошее.
– Как закалялась сталь – я прям’ обревелась вся, такая искренняя.
– Проникновенная! – про любимую песню Чкалова:
С песнями борясь и побеждая, Наш народ за Сталиным идет.С песнями боролись. То ли за скверный характер, то ли за сезаннизм в тридцать седьмом Верины работы после благополучного вернисажа исчезли из экспозиции. Нашлись они в темном чулане.
Несколько дней Вера просидела в своей комнате, а потом – с заявлениями помчалась в приемную Ворошилова, в приемные почище. Вопреки воззрениям дедовым, бабкиным, собственным, она поверила людям в форме.
При мне на Большую Екатерининскую приезжал врач в форме НКВД. Вера разговаривать с ним отказалась: форма не настоящая, еврей.
Форма была, правда, не настоящая, все зло заключалось в евреях.
Евреи-требушители по ночам деформируют нам черепа, вычленяют кости для перелома, подпиливают зубы, меняют впрыскиваниями цвет глаз и волос, чтобы не были голубоглазыми, русыми: русскими.
Евреи-ритуалисты окружают нас своими словами, слова эти всюду, в созвучиях, сдвигах:
– с древности славянам грозил Наваха-донос-сор,
– всю жизнь бабушку преследует профессор Трупников,
– жасмин в Удельной надо вырубить: он навлекает мешающий мысли джаз Миньковской [18] .
Xуисты делают нас бесплодными, и нельзя взять на воспитание: будет навоз-питание.
18
Гимназическая подружка, к музыке отношения не имела.
Шуцбундовцы днем и ночью шумителем глушат мысли или читают их с помощью реостата, он же мыслитель.
Для предосторожности – избавиться ото всех меток, клейм, примет. Вера счищала САЗИКОВЪ и 84 с ложек, Золинген и овечку с ножей и ножниц, ПОПОВЪ со швейной машины, № 4711 с пудры, СIУ с леденцовых жестянок. Чертежно сломанной по диагонали бритвой выковыривала на себе родинки и веснушки.
Полное спасение – в книге Багдад с предисловием Джугашвили. Достать эту книгу трудно, если и попадется – то с вырванным предисловием [19] .
Защищены от евреев только вольные хлебопашцы – бабушкины, из Ожерелья, только права у них отняли. Охраняет обращение гражданин. Мне:
– Гражданин пришел.
–
Евреем же мог оказаться кто угодно:
– Просыпаюсь ночью и вижу – рыжая старуха с потолка спускается.
19
Все предисловия тогда были вырванные.
Рыжая старуха – бабушкина сестра, моя бабушка Ася, по мужу – Рыжова. Более доброго, ласкового, внимательного и безответного человека не вообразить. Я любил ее, как никого из родни – даже не за то, что она всегда привозила мне что-нибудь от подраставших Бориса – Игоря:
еще один комплект Ежа.
игру Кто догонит,
блошки,
грубый альбомчик с марками:
– Это тебе на первых порах.
Я представлял себе что-то, мчащееся на всех парах.
Опускала в мою копилку не копейку, а гривенник:
– Серебром собирать выгоднее.
Я представлял себе сказочное серебро. Бедные дары ее всегда были богатыми [20] .
Бабушка Ася не повышала голоса. Лаской, намеками меня, тупого на соображение, подводила к тому, что я сам хотел/делал что надо и вел себя должным образом.
Обитали Рыжовы в полухибарке в Покровском-Глебове – тогда Подмосковье. Чеховский нудный Дмитрий Петрович, бабушки-Асин муж острил:
20
Когда говорят: добрый, представляешь себе человека глупого, бестолкового – раздает что нужно самому или что нужно не тому. Судя по бабушке Асе, доброта – талант, может быть, более редкий, чем музыкальный или художественный.
– Сан-Глебау.
Их Борис и Игорь целыми днями сидели возле шоссе и записывали номера проезжавших машин: попадаются ли одинаковые. Обрати кто внимание – шпионаж обеспечен.
Папа получал больше, чем дедушка с бабушкой; Дмитрий Петрович и бабушка Ася – меньше. Из нужды сыновей пустили по военной части. Младший Игорь на фронт не попал из-за редкой тропической болезни. Старший Борис, красавец, взял у отца и матери самое лучшее, взорвался в воздухе над своим аэродромом. Бабушка Ася ездила под Смоленск на могилу. Если бы не очевидцы, можно было бы надеяться, что Борис где-то среди бывших пленных, рассеявшихся, как евреи.
В тридцать седьмые дед Семен, Цыган, коммерсант, бабушкин брат, мамин крестный, приезжал тайком из воронежской ссылки [21] .
Не случайно антрепренером эрдмановского самоубийцы был некий Калабушкин, владелец тира в саду Пролетарский бомонд. Мой дед Семен, Семен Никитич Калабушкин, арендовал в Петровском парке тот самый Яр – с цыганами. У Петровских ворот – потом на Большой Дмитровке – держал еще ресторан. Подкармливал спившегося кумира, певца Дамаева. По дороге из университета на Большую Екатерининскую к нему изредка забегала мама:
21
По активности характера мог там знать Мандельштама.