Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка
Шрифт:
Во всех районах города в самых людных местах выступала она перед прачками с речами.
— Товарищи прачки! Нет больше наших сил мириться с невыносимыми условиями труда. Опухшие ноги, вздутые вены на руках, увядание организма во цвете лет — вот что мы получаем от капиталистов-выжимателей. Только когда власть перейдёт в руки Советов, когда работницы и рабочие объявят войну этой грабительской войне и мы перебьём всех капиталистов — истинных виновников наших слёз, — только тогда кончатся наши страдания.
Во время одного из митингов к Александре подошли две молодые прачки.
— Товарищ Коллонтай, —
— Какой «ходя»?
— Ну китаец. Он раньше прачечную имел пополам с братом, а потом они с братом поругались, и теперь он такая же прачка, как и мы.
— А он сознательный рабочий?
— Да вот он, поговорите с ним сами... Ли, иди сюда, не бойся, товарищ Коллонтай не кусается.
Из толпы вышел худой китаец с жидкой бородкой и косичкой.
— Товарищ Ли, что вас привело в ряды забастовщиков?
— Мой былата Яо — осень нехолошая человека. Мой жена уклал, мой деньги уклал. Теперь я простой прачка. — Китаец заплакал.
— Не расстраивайтесь, товарищ Ли, присоединяйтесь к нашему движению, а жену мы вам найдём среди русских сознательных прачек.
— Осеня благодалена, осеня благодалена. — Ли склонился в низком поклоне. Потом выпрямил спину и закричал: — Отрубим лапы чёрному псу капитализма. Оторвём голову бумажному дракону империализма!
— Вы видите, товарищи, — продолжила своё выступление Александра. — В наши ряды вливаются всё новые и новые отряды мирового пролетариата. На нашей стороне не только сознательные рабочие Европы, но и просыпающаяся Азия.
Прачки бросали свою работу и шли за Александрой. Первого мая семь тысяч работниц прачечных вышли на демонстрацию, во главе которой шла Коллонтай. Десятки сильных женских рук подхватили её. Вознесённая над толпой, Александра миновала арку Главного штаба.
Напуганное Временное правительство было вынуждено пойти на уступки. Расценки были повышены, рабочий день сокращён, часть прачечных муниципализирована.
Но главная победа заключалась в другом: впервые было подорвано доверие рабочих к Временному правительству.
— Вы прекрасно справились с организацией движения прачек, — сказал Ленин, пожимая Александре руку. — Теперь вам поручается ещё более ответственный участок работы — Балтийский флот.
— Как же я, женщина, буду агитировать матросов?
— В определённом смысле с ними будет проще, чем с прачками. Моряки — народ грамотный, сознательный.
Быть может, их ухаживания чуть грубоваты, так вы не беспокойтесь, большевики приставят к вам надёжную охрану. Сегодня же поезжайте в Гельсингфорс. Матросы организовали там свой Совет — Центральный комитет Балтийского флота, или Центробалт. Руководит им большевик Дыбенко. Однако в Гельсингфорсском Совете верховодят меньшевики и оборонцы. Завтра на Соборной площади состоится митинг. Во всём опирайтесь на товарища Дыбенко. Резолюцию я вам продиктую по телефону.
В Гельсингфорс она приехала ранним утром. Светило солнце, и было по-летнему тепло. Вокзал поразил своим великолепием и чистотой. После питерской суматохи и напряжения жизнь здесь казалась размеренной и патриархальной.
Устроившись в уютном номере гостиницы «Фения», она с наслаждением
Выйдя на лесную полянку, она бросилась на траву и долго-долго глядела в белесоватое, как глаза чухонских молочниц, небо. Всеми лёгкими впитывала она живительный, густо насыщенный сосной воздух, а мысли убегали далеко-далеко, в раннее детство, на мызу Куузу, где дедушка-финн строил своё молочное хозяйство и где в мирной повседневности никто не думал о великих войнах и социальных переворотах.
Финляндия! Отсюда начинались самые разные этапы её жизни. Девочкой-подростком посещала она с матерью финских друзей в их красиво убранных гельсингфорсских квартирах, которые были скромнее питерских, но уютнее. В честь гостей из Петербурга вечером зажигали не лампы, а множество свечей в канделябрах, и в комнатах играли необычные, таинственные тени.
Потом, работая над книгой «Жизнь финляндских рабочих», она часто приезжала сюда, встречалась с вождями социал-демократии — Урсином, Маннером, Хильей Пярссинен.
И вот в новый, важнейший этап её жизни она опять оказывается в Стране тысячи озёр. Чем её обогатит этот этап? Какие сулит встречи?
В свои сорок пять лет она по-прежнему была необыкновенно привлекательна. Её стройное гибкое тело казалось натянутым как стрела, готовая вылететь из лука. Она всегда была интересным собеседником, с неизменным чувством юмора, иногда чуть язвительным...
В Мариинском дворце, где помещался большевистский комитет РСДРП, её уже давно ждали. Когда ей навстречу вышел богатырь матрос с иссиня-чёрной бородой, она уже поняла, что это Дыбенко и что она влюблена в него. По тому, как блеснули его огромные чёрные глаза, было видно, что её чувство взаимно.
— Товарищ Коллонтай, — заговорил Дыбенко чуть хрипловатым басом. — Народ на Соборной площади уже собрался, но связь с Петроградом прервана, и получить ленинскую резолюцию мы никак не можем. Так что придётся начинать без заготовленной резолюции.
Огромная площадь была запружена народом. Кроме русских матросов, в толпе было много финнов.
Ступени собора, заменявшие обычно на митингах трибуну, тоже были усеяны людьми. Протиснуться туда было невозможно.
— Как же я буду говорить? — встревожилась Александра. — Меня же никто не увидит!
— А вот так. — Дыбенко присел на корточки. — Тёма, подсоби, — сказал он стоявшему возле него матросу.
Через минуту Александра сидела на широких плечах Дыбенко. Взметнувшись над толпой, она почувствовала головокружение. Ей почудилось, что её, шестилетнюю Шуриньку, переносит через бурлящий поток бородатый адмирал без погон. Но пахнет от адмирала, как от полотёра Андрюши...