Алиса в стране Оплеух
Шрифт:
Графиня в ответ машинально наградила карлика ответной оплеухой, попала в сопливый нос, вздрогнула в брезгливом ужасе, вытерла ладонь о серебряный кувшин с гербом Республики Конго.
— Я, наверно, эмигрант из Будущего! – карлик хитро оскалился – Тамбовский волк ему не брат. – Выходи за меня замуж, красавица с крепкими ягодицами повелительницы тьмы.
У толстых женщин – их политкорректно в США называют «с избыточным весом», а, если даун толстый, то: личность с ограниченными возможностями и с избыточным весом – тьма между
У тебя же, очаровательнейшая – что не мешает тебе получать оплеухи – графиня Алиса, ягодицы повелевают даже тьмой.
Никогда себе не прощу, что покинул родной дом – Сирию, и отправился на вольные хлебА в Германию, где бесплатное жильё эмигрантам, развлечения, лечение, еда и танцы кулачных тайваньских клоунов под синим небом января.
Застрял в подземельях России; на поверхности в России нет дорог, а под Землёй – заплутает даже плут.
Но, возможно, Судьба по доброте душевной меня закинула в чертоги лукавого, – карлик звонко стукнул себя кулаком по лбу, взвизгнул, снова подпрыгнул и в сатанинском полёте ударил графиню Алису по левой и по правой щекам – куртуаз Лондонского Короля.
Не играю в театре наций, не говорю со сцены слащавым голоском любителя прокисшего творога:
«Кушать подано, княгиня!
Руки вымойте перед едой и пипиську покажите, иначе ляжете спать на голодный желудок призрака!»
АХАХА-ХА-ХА!
Замучился я без свадьбы, ничего отрицательного не нахожу в себе, а через дырку в штанах ветрА вольные вылетают на радость стяжателям и чернокнижникам.
Нет, неполиткорректно говорить — чернокнижник, задевает честь рабов США, нужно говорить – афрокнижник.
Тьфу, на условности!
Ещё трижды тьфу!
Через сиксилиард лет прилетят инопланетяне, взглянут на мой портрет, покачают зелеными воронками на изумрудных рылах и произнесут с Вселенской печалью в гамма диапазоне:
«Король, карлик, а – Король!
Чувствовал, что надорвёт становую жилу, но лез к своей мечте, даже ботинки с загнутыми носами на ночь не снимал – так торопился достичь мечты.
В панталоны по нужде ходил – бомж Елисейских полей, – не терял время на мелочи и добился, узнал, познал Правду».
Обидно, что сейчас не знаю к чему стремиться, куда пойти, чтобы на трон королём сесть и не прилипнуть на испражнениях предыдущего короля, которому, наверняка, выпустили кишки.
Для чего живём, куда стремимся с длинными носами тапиров?
В детстве я небо голубое видел, сапфировое, лазурное – страсть, а не небо.
Папенька меня на руки возьмёт – руки у него золотые, с серебряными локтями, Вселенная в руках уменьшается, – по меже отец идёт, песни поёт о Родине, о Светлом будущем без жарких куртизанок и холодных призрачных геев.
Вокруг – золотое море пшеничных полей; над хлебушком жаворонок в Космосе, отчаянно — страху, наверно натерпелся, что упадёт – верещит в ласковых лучах радиоактивного Солнца – благодать,
Да, один раз на представление сходил, обмишурился – слона за балерину принял, прыгнул на слона, а сверху на меня – лев!
Я – на своё счастье – в ад провалился, спасся от представления, а то заклеймили бы меня постыдным званием заслуженного артиста России.
В поле батюшка поплёвывает на колосья свысока, жмурится, уверяет, что клад золотой зарыл мне в приданное, обеспечит меня золотыми монетами на тысячу лет вперёд.
До конца поля дойдём, отец снимет меня с натруженных широких плечей – писатель Гоголь на Сорочинской телеге проедет в проем, проделанный плечами моего отца, – присядет на головёшку, закурит, и обязательно вдохнёт с сожалением, что живой ещё – так вздыхают лабораторные мыши в зверинце.
«Сын мой, Яков, карлик нос!
Угораздило же меня с матушкой, и тебя – да неважно в жизни всё, пустое, без дна и без покрышки.
Родину, слышишь, Яков, Родину люби, даже, если запугивают тебя враги, принуждают к внеочередному мочеиспусканию, угрожают в Амстердаме поселить на главной улице.
Межу прошли, да, сижу, курю, а поле снова прошёл, и тебя на плечах нёс?
Зачем шёл?
Почему нёс?
Имеет ли смысл мой поход, если чёрные крылья за спиной не выросли?
Не знаю, для чего живу, для чего полем хожу каждый раз и курю на поле!»
Кручинится отец, головой о землю мать-сыру бьётся, а Истина к нему не приходит на тонких ножках козодоя.
Я вырос, возмужал, надуваю щёки, раздаю оплеухи – убил бы тебя, красавица, да силёнок не хватит у меня, я же не Сергей Иванович Королёв.
И оплеухи – без цели – не оплеухи, а – сладкая тоска восторженного правофлангового барабанщика.
В армии я попросился в барабанщики, и меня тут же определили на правый фланг, ближе к трибунам – проклинаю зелень, восход Солнца, когда лучи в лицо, а я отрабатываю повинность правофлангового барабанщика, землю в досаде кушаю, и рыдаю, оттого, что земля моих предков, они копытами по земле стучали – кони потусторонние.
Я же не знал, что правофланговый барабанщик в армии тьмы служит невестой, утешением, утолением жара в чреслах для всей армии.
Теперь я понял, что не зря меня нагибали – ради здоровья Отчизны, а имя Отчизны не ведаю, космополит с манией величия.
Графиня, позвольте белую перчатку, она – принадлежала Белому Кролику – чувахлай, скопец, отцеубийца он, но – неважно всё, бессмысленно, если не знаем цели, для чего живём. – Карлик натянул крохотную белую перчатку, подпрыгнул, и по-офицерски ударил рукой в перчатке по левой щеке – заторможенной, околдованной тягучими нудными речами карлика – графини Алисы. – Дружбу предлагаю тебе, если замуж сразу не хочешь, жеманишься, грациозная воительница с украденными в мясном ряду сиськами.