Алиса в стране Оплеух

Эсаул Георгий

Принц на Белом Коне, или рыцарь на Чёрной кобыле – кобылы выносливее, отомстит за меня, накормит Белого Кролика морковью пополам с нравоучениями; и Белый Кролик преобразится, превратится из злого убийцы садиста в доброго пастыря.

Закутается в нейлоновую модную шубу и тихим умиротворенным голосом прошепчет над моей могилой: «Храните, графиня Алиса, на том Свете мужество и гражданскую бриллиантовую честь!»

Умилительно!

Может быть: полёт в адскую пещеру, графины с напитками, моя смерть – предрешены Судьбой, даже без намеков

на грубость и потусторонний смех, от которого прыщи выступают в интимных местах?»

— Ожирением я страдал – ничто не помогало, превращался в глобус! — Белый Кролик говорил, но не забывал сжимать шею графини, надавливал с удовольствием, даже язык высунул от усердия – так повешенный Король насмехается над народом. – В нору не пролезал, весы зашкаливали, а кушал столько, что казалось, будто невидимые черти подкидывают мне в топку глотки тонны моркови и яблок с капустой.

Подмосковная капуста, от неё пучит, но прочищает прямую кишку – свист реактивных двигателей из-под куцего кроличьего хвоста.

За советом пошёл к цыганке Азе, умная она, прозорливая, видит, что клиент останется нищий после гадания.

Цыганка Аза платок вокруг лица обмотала, словно в пустыне – ни глаз, ни бровей, ни ноздрей не видно – чародейка.

Мелькнула мысль, что цыганка – скелет, но откинулся на мягкие подушки, засмеялся, уверял себя, что пошутил – все шутят, потому что модно, даже калом лоб намазать – потешная шутка школяров.

Цыганка Аза говорила резко, бросала мне в лицо обвинительные ёмкие фразы, больше похожие на приказы, била по плечу – рука у цыганки тяжелая, рабоче-крестьянская, миллионы поколений питекантропов влезли в руку цыганки Азы.

Узнала о моей тягости — об ожирении, рассмеялась, даже упала на спину – я подумал, что приглашает к случке, но только панталоны снял – в морду меня ударила жилистым кулаком размером с дыню.

Когда я очнулся, то увидел обращение цыганки Азы – в кителе генерала от инфантерии, усатая, с надменным взглядом волчицы.

«Белый Кролик с глазами на Восток! — громыхает голосом, нагайкой казацкой меня по глазам бьёт, мазохиста дешевого. – Повезло тебе, что не поджарила на медленном огне, куропатка ты млекопитающаяся.

О жире ты говорил, о своём, называл ожирение проблемой, а о спасении души ни слова не прохрюкал, за что тебе – порицание, злоба моя и обман, трусливое животное с помыслами матери-героини из Нигерии.

Для каждого клиента я волшебно преображаюсь по его хотению и велению, деньги делают из цыганки гуттаперчевого мальчика.

Если ко мне приходит безутешная скорбящая вдова, то я превращаюсь в её мужа и люблю по-французски, даже синяк поставлю под глаз, если муж дрался, бык рано почивший.

Понимаю, что подло бить женщин, я — женщина, но ради любви челюсть сломаю любой балерине.

Если клиент скорбит о старике отце, которого переехала «Мазда три», то превращаюсь в старика, требую визгливым сварливым голосом стакан воды, угрожаю, что лишу наследства – помогает, дети больше

не скорбят об ушедшем, даже проклинают его и пытаются мне в лоб закатить дворницким ломиком – поверили, что я их батюшка усопший.

Для тебя, Белый Жирный Кролик я – генерал, поэтому буду гонять тебя, как Сидорову кОзу.

Встать! Направо! Смииирна! Упал-отжался, скот!

Упал-отжался!» – до утра цыганка Аза в образе генерала от инфантерии гоняла меня, а утром я взглянул в зеркало, встал на весы – пища моя клевер – похудел до посинения, даже думал из-за худобы в аскеты податься.

ИИИЫЫЫХ!

Где смысл моей жизни маятниковой: туда-сюда качаюсь, а Правды не вижу, бедолага! – в волнении Белый Кролик так сжал шею графини Алисы, что позвонки угрожающе хрустнули.

Кровь лавиной ударила ниже пояса графини, открыла древние чакры сохранения жизни на Земле – так добрая матушка зимой выкладывает младенца на мороз, чтобы закалялся, как сталь.

Сквозь кровавую пелену графиня Алиса увидела на полу запотевший графинчик с ярлыком «Выпей меня, водку морально-устойчивую», не раздумывала, потому что заботилась о будущих своих детях и чистоте душевной.

Сделала вид, что ноги подкосились от слабости – не трудно, потому что ноги подламывались молодыми березами в ураган.

Дотянулась до графинчика – и пока Белый Кролик философствовал по поводу поз из Камасутры с мёртвыми партнёршами – вывернула шею, влила в себя мутную жидкость — подумала, что обманули, потому что водка белая, словно слёзы арфистки после неудачного концерта с композитором Шостаковичем.

— Простите, пожалуйста, достопочтимый кухмистер Белый Кролик! – графиня Алиса почувствовала, как шея дубеет, наливается первобытной силой мамонта. Платье трещало под напором вырастающих колбасных (докторские колбасы по ГОСТу) грудей.

Тело возмужало, возвращалось в форму прекрасной амазонки, даже волосы почернели, хлынули нефтяным потоком. – Откровенный рассказ твой, Белый Кролик, сведёт тебя в могилу, к предкам Каина! – Великолепная, блистающая в прежней одежде покорительницы вершин – носовой платок чёрной кожаной юбки, золотой обруч на голове, кожаные ленты перетягивают-подтягивают-подчеркивают белизну и невероятные размеры грудей, сапоги на высоченных каблуках – радость познания Мира. – Бессовестный лгун с куцым хвостом поедателя тухлой требухи! – графиня Алиса не без труда – сильный противник – оплеухой отшвырнула Кролика на чёрную солому.

С гнилой соломы раздалось кряхтение, поднялась чья-то жилистая – в старческих веснушках – рука и погрозила графине пальцем без ногтя, словно намекала, что палец в глаз воткнётся. – Измерила твой ум, и не боюсь больше преград, философ ты с крепкими бицепсами вертухая.

Вдумайся в лживую диаграмму своей никчемной мясокостной жизни; болото ты с лягушками, а не боец.

Графиня Алиса замешкалась, залюбовалась собой в отражении в серебряном кувшине – красавица, даже болезнь и смерть не исправят красоту.