Амур-батюшка (Книга 2)
Шрифт:
– А почему, Егорка, попа не гоняешь?
– спрашивал Улугушка, явившийся в этот день в Уральское.
– Зачем на нашей косе рыбачит?
Сам Улугушка теперь ловил кету каждую осень на Егоровой косе. Балагана он не делал, а приезжал вместе с семьей к Кузнецовым, жил у них и без спросу брал сено на подвязку к неводу. Обе семьи - Егора и Улугу связывали вместе свои невода в один большой и рыбачили артелью.
– Что я могу с батюшкой сделать!
– отвечал Кузнецов.
– Знаешь, у них ручки загребущие, глаза завидущие...
Гольды
Отработав на попа, мылкинцы разъехались, и Айдамбо, возвратившись на постройку церкви, опять остался один. На этот раз ему пришлось копать картошку на огороде.
"Это уж плохо. Такое дело я не люблю. Рыбу ловить могу, в лодке грести тоже могу, а огород копать совсем не хочется. Ах, как не хочется браться за работу, если бы кто знал! Лучше не знаю что сделал бы!"
Айдамбо не желал долго исполнять одно и то же, да еще новое, непривычное, скучное дело. Не было ни охоты, ни навыка, плечи болели по вечерам. Ноги и руки тянуло, как при болезни. "Кто сам не копал картошку, никогда не поймет меня, - думал молодой гольд, со злобой наблюдая весело ездивших мимо сородичей.
– У них сейчас самое хорошее время. Можно наесться досыта рыбой. Сейчас можно жениться. Все сыты. Морской бог один раз в год досыта народ накормит, только надо поймать рыбу. Во-он там свадьба, наверно, в лодках едет!"
Иногда Айдамбо казалось, что он зря не послушал отца, не убежал домой.
"Люди мимо ездят - смеются надо мной. Чего они смеются? Людям жить можно, как они хотят, а мне нельзя? Я должен ума набраться. Все надо сделать, как обещал. Тогда Дельдика не скажет про меня, что я дикий".
* * *
"Побили меня!
– думал Покпа.
– Все-таки нашелся, кто сильно поколотил. Еще ни разу не били так, как поп".
Покпа невольно проникся уважением к священнику. С такой силой ничего не сделаешь. Его сила крепче, чем у шамана.
"Сразу явился, когда узнал, что молился, и выворотил плечом дверь. Уж не знаю, правильна его вера или нет, но поп шибко дерется, как настоящий разбойник".
Покпа чувствовал, что попался. Бежать, уйти на глухие речки нечего было и думать: сын остался бы в залоге у попа.
"Ну, раз попался длинноволосому хунхузу, то делать нечего. Я к нему поеду и покорюсь, покажу, что я за него, а то жить мне трудно будет. Может быть, тогда сын не станет меня ругать. Обидно, конечно, что не можешь жить, как хочется! Но раз тебе бока так обломали, то сразу понимаешь: надо делать, как велят".
Покпа поехал на озеро. Он явился к попу, привез подарки, низко кланялся.
– Брось свое шаманство!
– строго сказал ему поп.
– До тех пор сын твой не вернется домой, пока ты не надумаешь креститься.
Покпе такие разговоры не понравились.
– А ты че,
– спросил старик.
– И чего тебе надо от нас?!
– пришел он в ярость.
– Зачем ты его, как китайского раба, держишь?
Поп молча повел глазами, нахмурил брови, и Покпа стих. Он чувствовал, что попа ненавидит, что креститься ему не хочется, что Айдамбо в кабале, но после разгрома, который поп и сын устроили в его фанзе, старик боялся. От одного взгляда попа он сразу струсил и стал улыбаться.
– А ты все землю копаешь?
– зло спросил он сына, уезжая.
– Все копаю...
Покпа через несколько дней снова приехал и робко попросил отпустить сына домой половить рыбы на зиму.
– Я больной, глаза нету... коленка болит, старуха больная...
– Крестись - и поедет сын домой, - отвечал поп.
– Суди сам: как он с тобой, безбожником, язычником, станет жить?
"Такого человека загубили! Был лучший охотник и рыбак, а теперь землю копает и бьет родного отца, как собаку. И потому как раз бьет, что поповский закон учит отца и мать любить и уважать; за то, что отец не поверил, что так закон учит, его родной сын за это побил!"
Покпа думал горькую думу и не уезжал.
– Крестись, отец!
Пока русские ходили мимо, платили честно за услуги, давали водки, да еще товары у них дешевле, чем у китайцев, - все было хорошо, Покпе русские нравились. Но вот норовят они залезть в душу, хотят выбросить бубен, божков. Это худо... Покпа никогда не любил шаманов. Молился редко, часто насмехался над колдунами. Случалось, и бивал их. Но сейчас он горой стоял за шаманство. Будет предательство с его стороны, если он теперь, в беде, отступится от шаманов.
– Крестись, отец!
– твердит Айдамбо.
– А если креститься, то бубен надо выбрасывать, косу резать?
– Конечно, надо все по закону сделать.
Но как-то раз, когда поп занят был дни и ночи на достройке церкви и, казалось, коготь его отпустил душу Айдамбо, молодой гольд во всем признался отцу. Он рассказал, что работает у попа, желая выучиться всему русскому, стать русским и жениться на Дельдике.
– И ты крестись, - посоветовал он.
– Старый закон кидать жалко, - плаксиво отвечал Покпа.
– Ну, потихоньку будешь шаманить. Что мы, одни, что ли, так? Все люди так делают.
– Так-то можно!
– обрадовался старик.
– А мыться-то надо или только рубаху другую надеть?
– Мыться надо обязательно.
– А вот это худо!
Требованиями попа Айдамбо еще мог поступиться, но вкусы и желания Дельдики были для него законом непреложным. Отца надо было вымыть, выскрести, иначе нельзя везти домой невесту.
– Черт тебя знает!
– удивлялся Покпа.
Старик собрался домой с намерением подумать хорошенько. У него стало легче на душе.