Амур-батюшка (Книга 2)

Задорнов Николай Павлович

– Ну-ка, девки, живо! А то сейчас бичом, - молвил дедушка Кондрат.

Бабка Дарья завела блины. Дуня стала разбирать свои узлы.

– Тут у меня и гостинцы есть, - она раздала ребятишкам конфетки и пряники.
– Сама на баркасе брала... Мы малину сушим да сдаем на баркас.

– Платье-то какое наденешь?

– Нынче уж другое. Вчерашнее-то в узел. Вот у меня синенькое есть. У меня на неделю платьев набрано. Из материнских перешила да два ситцевых.

– Сейчас нагладимся!
– молвила

молодая хозяйка.

* * *

Бабы разошлись.

Аксинья напекла блинов. Илья сидел за столом, а мать с любопытством приглядывалась к нему. Она была по-женски удивлена успехами своего сына.

– Нравится тебе Дуняша?
– ласково спросила она.

Парень не ответил, наскоро закончив завтрак, выскочил из-за стола.

Бормотова желала, чтобы Илья женился на красавице.

– Мы всю жизнь мыкались в нужде, а нынче в люди вышли. Гляди, ладно живем, - говорила она мужу.
– Сами некрасивые уродились, так пусть хоть невестка красавица будет.

– Верно, надо нам Ильюху женить, - соглашался Пахом.
– Хватит ему травить зайцев. Если девка хорошая, ждать нечего. Спирьку-то я знаю, он смирный мужик.

– Да отдадут ли за нас?
– молвил Тереха.

– Татьяна-то сказывает, и Спирька в Илье души не чает. Ему бы, дескать, только охотник был хороший.

Авдотье тоже хотелось, чтобы Дуня пришла в дом.

"Я бы с нее все наряды по-новому, по-городскому перешила".

Тереха хотел что-то молвить несогласное со всеми: что, мол, от красивых невесток в семьях бывают несчастья, но Пахом велел ему молчать. Из всех людей меньше всего желал он слушать своего брата.

После полудня в Уральское приехал поп. Он собрал хозяек.

– Великое торжество наступает, - говорил он, сидя у Кузнецовых под образами, и, засучив широкий рукав рясы, размахивал своей громадной рыжеволосой рукой.
– Сегодня с пароходом прибывают к нам городские гости. Храм божий откроется, освятится. Зазвенит колокол в безлюдных, неведомых ранее пустынях.

Поп сказал, что после освящения храма будет трапеза. Он велел хозяйкам напечь к воскресенью мясных и ягодных пирогов и нажарить дичи.

– Хорошо бы уток жирных и рыбы - осетрины. Вот отроковица-то хорошо готовит, я знаю ее, - кивнул поп на Дуняшу.
– Она да Татьяна еще девчонками были, бывало, пекли вкусные пироги. Пусть поможет. А вы, мужи и отроки, берите ружья и езжайте на охоту.

От такой похвалы при всех бабах Дуня смутилась.

– Зарделась, как маков цвет, - кивая на нее, подтолкнула Наталья Арину, та Агафью, а та Бормотиху.

Аксинья улыбнулась и согласно кивнула головой. Она все время украдкой наблюдала девушку. Здоровое красивое лицо ее, скромность, опрятное платье, широкая в кости рука - во всем была сила, пригожесть. "Хороша!" - думала она.

После отъезда священника Пахом

позвал Спиридона к себе.

– Где мы попу возьмем рыбы да дичи?
– сетовал он.

– Парень-то у нас нынче трех медведей убил, - рассказывала Аксинья. Первого-то где ты убил? Как ты сказывал, речка-то?

– На Додьге, - недовольно отвечал Илья. "Рядом живем, а мать до сих пор не знает названия речки".

– Вот, вот, на Додьге!

– Погоди, об этом я скажу, - строго перебил жену Пахом.

Илья потупился. "Зачем выхваливают?
– думал он.
– Больно нужно хвалиться!" Он полагал, что все и так должны знать и видеть, охотник он или нет.

Спиридон радовался, но не подавал виду. Он чувствовал, к чему клонится разговор. Дуня прожужжала ему уши, какой Илья охотник. Такого зятя ему и самому хотелось.

После обеда Дуня и Авдотья вышли погулять. Илья поехал на охоту. Девушки, скучая, посидели на бревнах. Вышла Таня. Спели несколько песен и разошлись по домам.

На другой день явился Илья, мокрый, в изорванной одежде, с ножом за поясом и с ружьем за плечами. В корме и на носу его лодки лежали груды битых гусей и уток.

– Где охотился?

– На косе!

– Че, Ильюшка, отличился?

– На церкву набил, - гордо сказал парень собравшимся мужикам.

– Еще больше можно настрелять, - вяло молвил Тимошка.
– Сейчас как раз перелет.

Женщины стали выбирать дичь из лодки. Под птицей оказались осетры и тучный калужонок.

– Ну, бабы, надо жарить гусей к празднику, - сказал дед Кондрат.

Добычу разделили между семьями.

Мать Илюшки затопила печь.

– Давайте я помогу, - вызвалась Дуняша.

Она живо взялась за дело: разожгла во дворе костер, щипала дичь на пне, палила ее, собирала пух и перья.

Во всех домах шли приготовления к торжеству. Илья всем дал работу. Теперь было что везти на праздничный обед.

Трубы задымили. Во дворах пылали костры. Девки и девчонки то и дело бегали на посылках из дома в дом.

Пришли еще две лодки с тамбовцами - мужики собрались у Пахома.

Илья, босой и уставший - он не спал ночь, - сидел на низкой скамеечке.

Дуня выбежала из избы, подсела к нему и заговорила полушепотом, с горячностью:

– Все знаю про тебя. Сегодня твоя гольдячка приехала. Ездила гостить к своим. Ты тут за ней ухлестываешь. Я еще тебе зенки за нее выцарапаю. Девушка вскочила и убежала в избу.

Илья улыбнулся, довольный. Слаще, казалось, ничего не могла сказать ему Дуня.

– Здорово, Иван!
– сказал Спирька, встретив Бердышова, который тоже отправлялся куда-то с новым ружьем, в новых сапогах и в новом картузе.

– Здорово!

– Ну, поговорим!

– С дочерью приехал?
– спросил Бердышов.