Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
факт, что «институт брака свои функции теряет», что женщина «становится все более
независимой». «Женщина, — поясняет он в интервью, — не может быть независимой просто в
силу своей биологии. Грудной ребенок каждые двадцать секунд ищет лицо матери. Контакт
глазами создает ему комфорт…»
Ни Ася Клячина, в исполнении Ии Саввиной, ни постаревшая Ася, в исполнении Инны
Чуриковой, из дому не бегут, хотя там и дома-то никакого нет, по сути. Все вокруг цыганским
табором
Но эта женщина места не покидает. Помните философию: травка, она и есть травка, она и
тысячу лет тому была травкой и сегодня травка, растет, корешками к этой почве привязанная?
Что ей сделается? В системе понятий такого сюжета странствие женщины — окончательное
разрушение дома.
Дело, однако, в том, что Галя «травкой» быть уже не хочет! Трудно ей сегодня оставаться в
том месте, которое лишь формально можно именовать домом. Что делать на этом пепелище, на
этих развалинах только начинающей свой путь молодой женщине пусть с глянцевой, но мечтой?
Мать ей предлагает роль, испытанную всей ее жизнью: козу подоить, дров наколоть надо, яйца
на рынок снести.
Такою жизнью живет и Ася из «Курочки Рябы». И по-другому жить не хочет, иной вариант
судьбы, предлагаемый, например, Чиркуновым, не принимает. Из этого круга не выскочить,
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
132
получается? А что в этом круге остается для души, да и для тела тоже? Не лучше ли все-таки
сорваться и бежать, куда глаза глядят? Ну, а героиня «Глянца» тем более знает, куда глядят ее
глаза… Однако результат почти предугадан уже в начале сюжета: крушение глянцевого мира.
Новый фильм Кончаловского ожидаемо карнавален. В нем, как и в предыдущих его
лентах, откровенно балаганно-площадная атмосфера. А персонажи ленты напоминают маски
ярмарочных увеселений. И вновь, как в теперь уже далеком «Романсе», сюжет держится на
условно-театральном, резком стыке миров. Вызывающе стыкуются столичный мир глянца и
убогий, чудовищный до гротеска мир российской провинции, откуда держит свой
испытательный путь к завершающей это странствие маске Грейс Келли героиня картины Галя
Соколова.
Однако, как это всегда и было у режиссера, ни один из стыкующихся миров не является,
если можно так сказать, истиной в последней инстанции. Мир, в котором живет семья Гали, при
всем убожестве и нищете, та же условная декорация, что и мир глянцевый, с его внешним
блеском и привлекательностью.
Режиссер,
матери героини. И само пространство, и образ жизни, и их внешность — это адовы погреба под
глянцевой оболочкой столичных тусовок. И это тот ад, откуда, собственно, и прорастает, как ни
странно, отечественный глянец. Исток глянца — в убожестве и рабской нищете так называемого
простого народа.
И по сюжету картины едва ли не все персонажи глянцевых тусовок, которые носят здесь
своеобразные маски модной «светскости», происхождением связаны с той средой, откуда
движется Галя Соколова. Все они бывшие крестьяне, вовсе не расставшиеся со своей
ментальностью. Так, влюбленный в Галю местный ростовский авторитет Витек в финале
фильма оказывается одним из «быков» Миши Клименко, миллиардера, владельца алюминия,
портов и проч., как бы дублируя путь и самого Клименко из тех же провинциальных глубин. А
Критик Мирового Класса, знаток моды и обладатель гениального чутья на конъюнктуру ее
рынка Стасис — тот самый, которому принадлежит концептуально определяющий для фильма
афоризм «То, что нельзя продать, — то не искусство», — и он в столицу прибыл из тех же
ростовских мест, что и Соколова…
Эти два мира — сросшиеся в единое уродливое тело сущности, внешне противостоящие
друг другу, но по сути друг другу родные. Кентавр российской жизни. Только находясь на
отечественном дне, можно поверить в сказку «сладкой жизни» на рекламной поверхности
страны. Собственно, это соотношение миров мало чем отличается от жизни нашей в советское
время, когда погруженный в нищету повседневного существования «простой советский
человек» истово верил в «зияющие высоты» Коммунизма, проповедуемые
партийно-государственной идеологией.
Уподобленный кентавру мир «Глянца» — итог, плод вырождения, распространяющегося
из советских, а может быть, и досоветских времен. Мир глянца — мерцающая потусторонность,
готовая каждую минуту обернуться адом российской провинции. А «дирижирует» («правит
бал»!) этим миром маленьких и больших бесов, похоже, именно Стасис, который в исполнении
А. Серебрякова и в придуманной для него маске действительно напоминает юркого, хитрого,
умного беса, хорошо знающего всему цену, в том числе — и себе. А ведь в прошлом он
скромный интеллигент, прибывший из тех же мест, что и Галя, в Москву без гроша и с тремя
книгами — Вольтером, Бердяевым и Камю, — но, на свое счастье, как ему кажется,