Анка
Шрифт:
Скиба снял с головы шапку и держал ее на вытянутой руке, как будто просил милостыню. Гитлеровцы переглянулись, потом схватили Скибу за руки и втолкнули его в сторожку…
Анка тихо вскрикнула, схватилась за грудь. Ей казалось, что у нее перестало биться сердце… Долго стояла она на снегу, дрожа от волнения и холода. Наконец дверь открылась, и из сторожки вышел Скиба в сопровождении гитлеровцев. Он был без пальто, с обнаженной головой и со связанными за спиной руками. Лицо Скибы было в крови. Анка
«Нет, это бессмысленно… Дрожит рука… И далековато… Если бы автомат… Если бы гранаты… Как же я не догадалась?..»
Гитлеровцы увели Скибу за сторожку. Анка вздрогнула. «Да ведь они же убьют его!..» Выхватив из-за пазухи пистолет, бросилась к сторожке. Подхватив длинные полы пальто, она, словно пьяная, ковыляла по глубокому снегу.
Анка забежала с другой стороны лесной сторожки и чуть было не наскочила на гитлеровцев, стоявших к ней спинами. И тут все свершилось в какое-то короткое мгновение…
Скиба стоял со связанными руками на краю обрыва, голову не клонил, держался прямо. Позади него в глубокой расщелине шумел стремительный горный поток, гремя уносимыми вниз камнями. Когда Анка показалась из-за сторожки с пистолетом в руке, Скиба успел только улыбнуться ей. Сухой треск автомата оборвал его жизнь. Он покачнулся и рухнул спиной вниз, в гремящую расщелину… В то же мгновение Анка одну за другой послала пули в спины гитлеровцев… Они словно по команде повернулись к Анке, хватая ртами воздух, выронили автоматы и со стоном повалились на снег.
— Это вам за Скибу… За все… за все, проклятые душегубы…
Задыхаясь, она волоком подтащила трупы к обрыву и столкнула их в пропасть. Услышав позади себя шаги, Анка резко обернулась. К ней, озираясь по сторонам, подходила старуха.
— Вы… Пахомовна? — спросила Анка.
Старуха кивнула головой, вытирая концом головного платка мокрые от слез щеки.
— Я — Анка… из отряда…
— Слыхала, миленькая, слыхала. Мне Скиба говорил.
— Нет больше Скибы… — голос Анки дрогнул, и она закусила губу, устремив скорбный взгляд в расщелину.
— Видела, голубонька, все видела… Ах, и отчаянная ты голова… Идем в избу… Идем.
Анка, опустив голову, молча пошла за Пахомовной.
В сумерках вернулась Анка в отряд, принесла автомат Скибы и два трофейных. Кавун выслушал ее и объявил партизанам:
— Товарищ Скиба пал смертью героя при выполнении боевого задания…
Смерть Скибы глубоко опечалила всех. И только Бирюк, изображая на лице скорбь, в душе радовался:
«Может, теперь пошлют в разведку. А нет… уйду и приведу сюда немцев…»
Но тут как раз и вызвал его к себе Кавун. Бирюк поспешил на вызов.
— Ты, кажется, уже не хромаешь? — улыбнулся.
— От злости на аспидов, товарищ командир, на фрицев. Кипит она во мне. Разве тут до болячек?
— Добре. Я вот тут с Афанасьичем и Лукичом посоветовался и решил удовлетворить твою просьбу. Пидешь в разведку. Согласен?
— Давно рвусь! — выпалил Бирюк, весь преобразившись.
— Собирайся. Цыбуля выздоровел, вот з ним и пидешь. Вместе вам будет веселее.
У Бирюка упало сердце. Он сразу остыл и непонимающе посмотрел на Кавуна.
— Что же ты молчишь?
— Да ведь разведка… дело серьезное. Какое ж тут веселье может быть? А чего нам порознь не пойти?
Васильев возразил:
— Цыбуля хорошо знает этот край. Ты же новичок в горной местности. Заплутаешь и к немцам в зубы угодишь.
— Да у меня глаз цепкий, память липучая. Раз пройду и навеки запомню каждый кустик, дерево, камушек. Я любого фрица вокруг носа обведу. Еще и языка могу привести.
— Языки нам не нужны, у нас нет переводчика.
— Ну… — Бирюк вытянул руку с растопыренными пальцами, — буду пузыри из них выдавливать.
— Это дело другое, — Васильев взглянул на Кавуна. — А что, командир, может, пошлем их порознь?
— Хай идуть порознь, — согласился Кавун.
Утром Цыбуля ушел в одну сторону, а Бирюк — в другую.
Проходили дни, ночи. С гор время от времени обрушивались метели, бушевал и выл ураганный ветер, засыпал снегом предгорье. Юхим уже два раза ходил в разведку, боевая группа партизан уничтожила немецкий гарнизон в Безымянном, а Бирюк все не возвращался на базу, словно в воду канул.
— Пропал, видно, не иначе.
— Наверное, где-нибудь в лесу в петле болтается, бедняга, — решили в отряде и внесли его в список погибших…
…Но Бирюк был жив. Ему просто в самом начале не повезло. Возле селения Пятигорское, что в десяти километрах юго-западнее Горячего Ключа, на лесной тропе он наткнулся на трех гитлеровцев. Бирюк и немцы остановились. Памятуя о наставлениях майора Шродера, Бирюк поспешно извлек из кармана полушубка белый платок, помахал им и смело зашагал навстречу гитлеровцам, произнося:
— Фюрер-Ост! Фюрер-Ост!
А спустя четверть часа он напоминал общипанного гуся. Гитлеровцы забрали у него карабин (от трофейного автомата он умышленно отказался, боясь, что немцы сразу же прихлопнут его), раздели до белья, сняли сапоги и погнали его босиком по снегу в село Пятигорское.
Бирюка ввели в какую-то хату. Там, во второй комнате, сидели за столом немецкий лейтенант и раскрашенная девица с полуобнаженным пышным бюстом и в короткой, выше колен, юбке. Лейтенант наливал из бутылки коньяк в ее туфлю и пил. Девица, раскачиваясь на стуле, визгливо хохотала.